Неоднородный исламизм в Центральной Азии

Суд Согдийской области Таджикистана вынес приговор 34 членам Исламского движения Узбекистана (ИДУ), сообщает "ASIA-plus".Практически всех их признали виновными по статьям "Убийство", "Организация незаконного вооруженного формирования", "Бандитизм", "Возбуждение национальной, расовой, местнической или религиозной вражды", "Насильственный захват власти или насильственное удержание власти", а также "Публичные призывы к насильственному изменению конституционного строя Таджикистана". Обвиненные были приговорены к срокам от 8 до 28 лет лишения свободы с отбытием наказания в колонии строгого режима. Однако родители обвиненных, обратившиеся в редакцию "ASIA-plus", утверждают, что в ходе следствия фигуранты дела подвергались пыткам, и требуют от председателя суда и областного прокурора назначить по данному делу дополнительную проверку.



ИДУ – «группировка, созданная в середине 1990-х годов исламистами, эмигрировавшими из Узбекистана и обосновавшимися в Афганистане (позднее они перебрались в соседний Пакистан). В ряде стран, в том числе и в России, ИДУ признана террористической. Целью группировки является создание исламского государства на всей территории Центральной Азии. На членов ИДУ возлагают ответственность за несколько терактов и множество убийств, совершенных в последние годы», напоминает Лента.ру



Ранее о проблемах с официальным Душанбе рассказывал и руководитель Партии исламского возрождения Таджикистана Мухиддин Кабири. Причем ситуация, судя по словам руководства ПИВТ, далека от завершения .



Поскольку для большинства россиян все центральноазиатские исламисты – на одно лицо, и «мазаны одним миром», ИА IslamNews обратилось к руководителю отдела Средней Азии и Казахстана Института стран СНГ Андрею Грозину с просьбой пояснить, чем же они все-таки друг от друга отличаются, и в чем причина их сложных взаимоотношений с властями.



«Неуловимый Джо»



Что касается ИДУ, по словам Грозина, «всякое параллельное внешнее скопление сил Рахмон рассматривает как угрозу для себя, при этом в Таджикистане очень неровно дышат и относятся ко всему узбекскому, любой узбекский посыл в Душанбе воспринимается очень болезненно».



«ИДУ – это неформальная структура, партизаны. Про ИДУ ходит масса сплетен, мифов, слухов, приписывающих этой организации все, что можно – от подрывов статуи Будды до близких отношений с покойным Бен Ладеном. Андижанские события тоже приписывали руководству ИДУ, причем я слышал эти оценки не от Патрушева, что было бы логично, а от Марты Олкотт, т.е. от людей, которые сидят в Карнеги с той стороны и уж точно не являются русофилами. Наблюдая «идушный» след в андижанских событиях со стороны фонда Карнеги, я тогда еще очень удивился», – подчеркнул аналитик.



При том, что мифологии движение породило немало, кто они такие на самом деле – вопрос сложный. «Как следует из их программного тезиса, вокруг которого строится вся жизнь организации, эта структура ориентирована на смену власти в Узбекистане и Таджикистане, причем насильственным образом. Но никто не знает ни точного количества их членов, ни точного количества лидеров, которые этой организацией руководят. Никто также не знает, кто спонсирует эту структуру – хотя, опять же, по слухам, они сидят на серьезных финансовых ресурсах, катарских или оманских. Но, несмотря на то, что ИДУ существует полтора десятка лет, вопросом о том, откуда у них деньги, никто особенно не задается, не копает глубоко. Можно лишь гадать. Как с полковником Худойбердыевым – говорят, что он находится на узбекской территории, но Узбекистан отрицает само его существование в природе. В принципе, наверное, имеются различные игры спецслужб, и ИДУ – один из участников подобных игр, проект. Кто кому платит, и за чьей спиной стоит, я не знаю. Есть версии, что это Тегеран, Эр-Рияд, Катар, Intelligence Service, ФСБ, Ми-6, израильские спецслужбы, служба национальной безопасности Узбекистана. Можно лишь строить предположения. Никаких четких следов нет, ни катарский, ни иранский, ни российский, ни китайский след не прослеживаются. Но не секрет, что за плечами у лидеров исламистских структур подобного рода – что Каиды, что ИДУ – маячит гигантское количество всевозможных секретных служб, в три ряда, причем», – отметил эксперт.



Головная боль Рахмона



ПИВТ – совсем другое дело. «ПИВТ является сейчас самой серьезной силой в Таджикистане, оппонирующей официальной власти, и это вызывает у официального Душанбе серьезное раздражение, желание наехать на партию и максимально ее ослабить. Есть государственный запрос на давление на ПИВТ. Официально никто этого не признает, но все знают, что это так. Тем более что, по всем социологическим замерам, прирост партийных рядов наблюдается не у коммунистов, не у национал-демократической партии, а именно у ПИВТ. Это растущая серьезная взрослая структура, которая на самом деле беспокоит власть. Официальный режим давит на партию, потому что видит в ней конкурента, и так оно и есть. Именно она является основным оппонентом Рахмона и его гигантской семьи, может бросить вызов Народно-демократической партии Таджикистана и тому политическому строю, который в Таджикистане последние 15 лет успешно выстраивался. Поэтому с партией пытаются бороться. Я не удивлюсь, если через неделю выяснится, что Кабири – наймит иранских спецслужб и получает зарплату в КСИР. Но это будет символом того, насколько тупо, дуболомно нынешний таджикский режим пытается бороться со своим потенциальным серьезным оппонентом», – отметил аналитик.



При этом, по оценкам Грозина, структуры ПИВТ – «это замечательный опыт, который можно было бы применить в некоторых российских регионах или некоторых центральноазиатских республиках». «Это структура, которая переросла свои детские болезни роста, связанные с гражданской войной и прочими вещами, и заслуживает серьезного уважения хотя бы потому, что она растет из года в год, у нее увеличивается потенциал», – подчеркнул собеседник IslamNews.



Эксперт также отметил: при этом Кабири считается человеком достаточно лояльным к официальному режиму, «кроме того, у него есть имидж прозападного человека, модерниста, ориентированного на модернизацию ислама – про него такое говорят очень многие». «Однако в самой ПИВТ есть люди, ориентированные на абсолютно бескомпромиссную иранскую модель, на то, чтобы партия под зеленым знаменем шла свергать Эмомали Шариповича и все остальное. И это крыло довольно сильно. Пока его удается сдерживать людям со здравым взглядом на то, как надо выстраивать исламскую политику в исламской партии. Но я боюсь, что если Кабири вдруг по какой-то причине исчезнет в качестве политического лидера исламской партии, эти товарищи с ориентацией на КСИР могут создать гигантское количество проблем и Рахмону, и прочим товарищам, считающимся сейчас властью в Таджикистане», – пояснил Грозин. Не исключив при этом, что, «возможно, кто-то пытается подставить Кабири из его оппонентов внутри самой партии».



Московские таджики – страшная сила



Иными словами, «Кабири на самом деле является сейчас сдерживающим фактором, стабилизирующим ситуацию в Таджикистане – в противном случае могут возобладать совершенно радикалистские настроения». «За Кабири нужно держаться, но у власти не хватает ума это понять. На днях я пытался донести до коллег в Таджикистане вести о том, что надо скорректировать политику в отношении ПИВТ – но нет, глухая стена. Кстати, если не будет Кабири, и у нас в РФ возникнут проблемы, потому что к власти внутри ПИВТ могут прийти отмороженные на всю голову люди, с которыми у нас не получится выстроить абсолютно никакого диалога», – опасается эксперт.



В этом случае – если «радикальное крыло» ПИВТ придет к власти в партии – дело не только в гипотетической возможности свержения Рахмона, в результате чего России придется выстраивать отношения с радикалами. «Вероятность, что Кабири свалят, вместо него придут какие-то сумасшедшие люди, которые начнут валить Рахмона – это грубый, корявый сценарий. Конечно же, такого не случится. Люди, которые 7 лет повоевали друг с другом, скорее всего, постараются избежать очередного лобового столкновения. Возможность сползти в гражданскую войну – это серьезное пугало для таджикского общественного мнения, как для общества, так и для элиты. Никто не хочет столкновений, реставрации негативного сценария, когда все резали друг друга. Но это, подчеркну, стереотип: на самом деле мы не можем предсказать всех последствий прихода новых людей в ПИВТ. У них свои тараканы в голове. Что и как они попытаются реализовать, мы не знаем. Мы строим домыслы и прогностические модели, но никоим образом не можем четко представить того, как это может случиться. Транзит высшей власти в Таджикистане – это серьезный геморрой, который абсолютно не поддается никакому здравому прогнозу. Так что столкновение в Таджикистане может произойти вопреки стереотипам о нежелании новой войны, вопреки желаниям тех или иных политических сил. У нас в 1993 году тоже никто не хотел стрелять друг в друга, но так сложилось», – отметил аналитик.



Для России последствия могут проявиться иначе. «Все таджикские эмигранты – здесь, в России. Их миллион. Из них сторонников той же ПИВТ никто не считал. Я думаю, что тысяч 200-300 найдется. Если к власти в ПИВТ прорвутся радикалы, уж не знаю, какую они будут реализовывать политику и позицию, но, скорее всего, это будет что-то, не очень приятное для официального Кремля. Наши попытки заигрывать с таджикскими мигрантами (вокруг структур Сухроба Шарипова и так далее) не дали никаких серьезных результатов. То есть таджики вроде бы как есть, но влияния на них нет. И это, насколько я понимаю, очень многих здесь, в Москве, начинает тревожить. Попытки создания некоей партийной структуры, которая охватила бы самую политически активную часть таджикских мигрантов здесь, в России, насчитывают три-четыре года, но толку никакого из этого не было», – напомнил эксперт.