Андрей Грозин: Альянс христиан и мусульман – не за горами

Протоиерей Всеволод Чаплин заявил о том, что корреляция политических партий с группами, объединенными реальными общественными настроениями и интересами, все более относительна. По его мнению, "у нас есть только три реальные "партии" – православных, мусульман и неверующих", и именно они будут определять будущее российской политики. "Все три будут вести борьбу не только за десятки миллионов пока "не определившихся" граждан, но и за общественное устройство. При этом предлагая не совпадающие друг с другом модели устройства семьи, локального социума, закона, общества, государства. Впрочем, ни одна из них не уничтожит и не вытеснит из страны другие. И значит, нам нужно вместе гармонизировать наши ценности и социальные модели, в том числе думая о том, как сделать правовое и общественное устройство максимально приемлемым для каждой из трех "партий". И значит – есть возможность систематизировать дискуссию и провести разумные реформы, которые всегда лучше, чем противостояние и вражда", – отметил он. Точку зрения о.Всеволода в интервью ИА IslamNews прокомментировал руководитель отдела Средней Азии и Казахстана Института стран СНГ Андрей Грозин.



– Андрей Валентинович, отталкиваясь от высказываний Всеволода Чаплина, как вы считаете: в чем ныне действующие политические партии уступают религиозным силам?



– Я полагаю, что та либертарианская модель, которая у нас усиленно насаждается последние 20 лет (отбрасывая ситуацию с 70 годами советской власти), не отвечает интересам всех граждан. Поэтому люди утрачивают интерес к предвыборной борьбе – им все скучнее и неинтереснее выбирать между партиями, основанными на либертарианской модели, светской, отрицающей любые духовные ценности и модели развития. Такой выбор не устраиваетвсе более значительную часть граждан. С Чаплиным много спорят – иногда он, наверное, "бежит впереди паровоза" и озвучивает то, о чем многие думают, но не решаются сказать, и поэтому попадает под огонь критики. Но на самом деле он сказал правильную вещь. По большому счету, если разбирать наше российское электоральное поле, оно так и делится. Можно раздробить его не на 3, а на 5-7 сегментов, но три блока, которые он выделил – основные. Люди все больше ориентируются – в том числе, в своих электоральных предпочтениях – на духовные ценности, которые не связаны с либеральной идеологией или идеологией свободного рынка, а выходят напрямую на религию. И с этим не поспоришь. Те, кто отрицает духовные ценности, не верит в Бога, составляют третью часть, могут ориентироваться на либеральную модель, коммунистическую, националистическую – какую угодно. Хотя и среди поклонников всех вышеназванных сил тоже полным-полно людей, которые – в случае, если бы появились партии, ориентированные на религиозные ценности, – скорее всего, перешли бы в их лагерь.



– А не являются ли попытки навязать всему обществу так называемую либеральную модель – в ущерб религиозным канонам и традициям – нарушением свобод граждан?



– Являются, но тут мы выходим на уровень философских обобщений – например, о том, что есть свобода вообще. Либералы и ультралибералы считают, что именно они являются основными носителями свободы, а все духовные ограничения, включая религиозные (не важно, христианские, исламские, буддистские) являются оковами для человека, которого надо от этих оков освободить. Либералы считают, что абсолютная свобода человека может состоять лишь в полном отрицании каких бы то ни было духовных ограничителей. Кто больше всего борется с религией – христианской, исламской, какой угодно? Именно нынешнее либертарианское направление мысли. При этом здесь есть определенное внутреннее противоречие. С одной стороны, как мы знаем, США – достаточно религиозное общество. Если не смотреть на Нью-Йорк, Лос-Анжелес и Лас-Вегас, подавляющее большинство американцев регулярно ходят в церковь, придерживаются достаточно традиционалистской точки зрения на устройство мира. И "одноэтажная Америка" – она верующая. Но Уолл-Стрит не верит ни во что. И проблема в том, что даже в этих либеральных, демократических, ультра-демократических государствах, которые нам преподносят в качестве образца, налицо очень серьезная внутренняя дихотомия – разрыв стандарта, который выделяется властвующей элитой, и стандарта, которого старается придерживаться абсолютное большинство населения. У нас налицо та же самая проблема. Нам пытаются привить подобного же рода политическую модель, хотя значительное большинство населения придерживается совсем не тех взглядов, которые исповедует очень небольшой, узкий слой властвующей элиты. Но властвующая элита, получив в свое безраздельное господство медиасферу, старается подчинить общество именно таким вот узкопонимаемым либертарианским моделям. Я считаю, что это путь тупиковый. Ведь что есть настоящая демократия в классическом смысле этого слова? Власть большинства. Достаточно посмотреть на то, как на чаплинские высказывания реагирует блогосфера. Она поделилась поровну.



– Кстати, сам Чаплин говорит о том, что эти условные "три партии" обречены на поиск консенсуса. А вы в это верите, или неизбежны столкновения? И за кем в таком случае может быть победа?



– В любом случае конкуренция будет, точно такая же, какую мы видим сейчас между "светскими" партиями. Конкуренцию никто никогда не отменит. Она будет происходить по линии "верующие – неверующие", "православные-мусульмане", но больше, все-таки, между первыми. Исключить полностью элемент вот этой внутренней борьбы – политической, идеологической, медийной – просто невозможно. Но конкуренция, в то же время, является двигателем прогресса! Она существует между такими близкими союзниками, как США и Великобритания, ЕС и США, РФ и Китай – по разным направлениям, экономическим, политическим, военно-политическим, идеологическим. Другое дело, что когда конкурируют дружественно настроенные по отношению друг к другу силы, партии, государства, эта конкуренция, в конечном итоге, выливается в консенсус. В этом смысле Чаплин, конечно, прав: из подобной дружественной конкуренции, ни в коем случае не переходящей в борьбу "стенка на стенку", и можно получить какой-то нормальный политической консенсус, некое нормальное человеческое устройство нашего внутрипартийного, внутрироссийского поля. Сейчас, к сожалению, после последнего полугода у меня лично складывается ощущение, что наша партийная система себя изживает. Я не скажу, что она находится на последнем издыхании, но разочарование значительного количества граждан РФ в том политическом контексте, который мы имеем, если говорить о партийной, электоральной борьбе, становится все более заметным. Я боюсь, что если вдруг не появится в качестве клапана, выпускающего негативную энергию, графы "против всех", то на следующие выборы у нас вообще придет меньшинство населения.



– Вы говорите о том, что дружественные силы в конкуренции прогрессируют. Но можно ли считать таковыми представителей "трех партий", обозначенных о.Всеволодом?



– Наверное, все-таки нельзя. Беда российского общества в том, что оно слишком заидеологизировано, причем в плохом смысле слова. Люди ориентированы на конфронтацию. Как в той старой присказке: "есть два мнения – одно мое, другое – неправильное". И, естественно, чужое мнение воспринимается как абсолютно не подлежащее обсуждению, которое требуется заткнуть, и чем быстрее, тем лучше.



– Тогда чего на самом деле ждать от подобной конкуренции? Могут ли когда-нибудь верующие разных конфессий, например, объединиться в стратегический альянс против секуляристов?



– Я пока не склонен думать, что наша политическая система может мутировать, или эволюционировать в сторону создания партий на религиозной основе. У нас же в Конституции этого нет! А для того, чтобы изменить Конституцию, необходима очень долгая, серьезная процедура, а для того, чтобы эту процедуру реализовать, необходима политическая воля.



С другой стороны, политические процессы внутри России в последнее время протекают настолько быстро, динамично, что я не удивлюсь, если через 5 лет мы увидим совершенно другую политическую картину. Поправки, внесенные сейчас в закон о политических партиях, де-факто очень серьезно способствуют активизации политического процесса. Да, с одной стороны, произойдет легализация гигантского количества маргинальных политических элементов, но, с другой, произойдет консолидация более серьезных политических сил, имеющих серьезную массовую поддержку. Даже если абстрагироваться от этих конституционных сложностей, связанных с возможностью образования партий на религиозной основе, тем не менее, в России все идет к появлению неких структур наподобие германских ХДС-ХСС. Как это будет организовано, я пока сказать не могу, слишком много факторов неопределенности. Но, скорее всего, что-то такое будет, и буквально через несколько лет политическое поле России будет выглядеть совсем иначе.



– А если рассматривать гипотетическую возможность такого альянса верующих не на уровне партийной системы, а, что называется, на бытовом уровне?



– Общество давно поделилось на две категории – на тех, кто ходит в церковь или в мечеть, и на тех, кто не ходит. Причем и те, и другие по отношению друг к другу настроены достаточно воинственно. Это, конечно, большая беда российского общества.



Но, что касается альянса между христианами и мусульманами, я полагаю, что таковой состоится – просто потому, что традиционные религии гораздо большее количество факторов сближает, чем отталкивает. Тем более, монотеистические религии. Такой альянс уже есть – с одной стороны, на неформальном уровне, на уровне экспертов, близких к тем или иным религиозным традиционным течениям, с другой стороны, на уровне межцерковного диалога. Это существует уже довольно давно. Но вот именно на уровне какой-то политической борьбы это пока смотрится с перспективой. Не думаю, что отдаленной – скорее, среднесрочной. Но, хотя именно политический альянс – это все-таки вопрос не сегодняшнего дня, он висит уже в воздухе и требует ответа. И то, что о нем начинают говорить все чаще и громче – явный индикатор того, что так оно и есть.



– Вы сказали о том, что практические шаги на пути реализации этой идеи пока видятся не очень четко, и, тем не менее, если пофантазировать?



– Скорее всего, обе стороны будут идти навстречу друг другу, так же, как они и шли. Но ясно, что сейчас и процессы, которые происходят вокруг России, по ее окраинам, по ее границам, и процессы, происходящие в более отдаленных от России местах – таких, как Ближний Восток, Средний Восток, Северная Африка, Европа – все это работает, с одной стороны, на усиление динамики поиска союза, создания некоего партнерства традиционных религий России, а, с другой, подталкивает наших иерархов – и исламских, и православных, к тому, чтобы более чутко, более внимательно слышать друг друга, и при необходимости, координировать совместные действия.