Максим Шевченко: «великие в узком кругу» устроили «клоунаду»

Известный телеведущий Максим Шевченко прокомментировал ситуацию, сложившуюся на недавнем заседании Совета по развитию гражданского общества и правам человека (СПЧ), отказавшегося избрать его главой рабочей группы по Северному Кавказу по причине "излишней горячности".



– Максим Леонардович, по вашей версии, что произошло на заседании СПЧ?



– На мой взгляд, произошла заранее подготовленная обструкция со стороны так называемых бывалых правозащитников, устроенная мне совершенно хамским, наглым образом. Был спровоцирован конфликт, который начал г-н Каляпин (председатель межрегионального Комитета против пыток Игорь Каляпин – прим.ред), заявив, что у меня какие-то не те взгляды. Потом это поддержали некоторые другие, заявив, что я какой-то очень горячий, и что моя горячность якобы мешает мне заниматься этой проблематикой, курировать ее в рамках Совета. То есть она мне не мешает, понимаете ли, уже много лет работать на Кавказе, провести десятки мероприятий с участием сотен людей, а тут она мне помешала бы договориться с тремя людьми.



Когда мне сказали про не те взгляды, я удивился. Мне казалось, что СПЧ – заведомо то место, где должны уживаться и работать люди с разными взглядами. Я спросил (если горячо, то извиняюсь, но, по-моему, я спросил нормально) – "а какие именно взгляды вы имеете в виду?" На что была разыграна целая клоунада. "Я вам не скажу", что-то в этом духе.



– Это Каляпин так ответил?



– Ну да. Потом вскочил какой-то другой правозащитник, которого я не знаю, какая-то женщина была, слева от меня сидела. Я ж их всех в лицо не знаю, они какие-то великие в своем кругу, а так многие из них, честно говоря, мало кому известны. И она закричала: "да что ж вы так разговариваете, как вы смеете так разговаривать, не может человек, который так разговаривает… Я хотела голосовать за вас (чему я не верю ни одной секунды), но теперь точно не буду".



Потом какой-то вскочил адвокат, справа сидел, с лысиной и с бородкой (а что он адвокат, я знаю, потому что он перед этим представился), и он тоже закричал, громко так, слегка прожевывая слова, "да что же это за хамство такое, как это можно! Это же невозможно так, нет, такой человек не может ничего такого возглавлять", что-то в этом роде кричал.



Я вообще не знаю этих людей даже. Потом Каляпин говорит: я не могу, типа, возглавлять комиссию, потому что у меня какие-то не те взгляды. К гадалке не ходи, понятно, что "не те взгляды" касаются Чеченской республики, с которой у Каляпина разногласия, как и у всего этого Совета предыдущего созыва, который ни разу – я выяснил – не удосужился посетить Чеченскую республику.



– А дальше что было?



– Дальше выдвинули две кандидатуры – Мукомолова, в том числе. А там женщина была – из Красного креста, что ли, или из Солдатских матерей, она сказала: "вот, Максим Леонардович рассказал на предварительных собраниях свою программу, мне кажется, его программа очень вменяемая, и я предлагаю его кандидатуру".



А я, знаете, ни за какие посты никогда в жизни не бился, я это ненавижу с комсомольских времен. Вся эта утренняя линейка, как в пионерлагере, кто будет горнистом, она просто вызвала у меня состояние…



– Ужаса…



– Да нет, почему ужаса, эмоционального ступора какого-то. Я просто не верил своим глазам, что то, что я вижу, это реальность. Мне казалось, это какой-то комический фильм. Это напоминало, знаете, фильм Рязанова "Гараж" – и по персонажам, и по манере поведения, и по манере некоторых людей говорить. И дальше поставили на голосование. Программу г-на Мукомолова я не видел (свою-то программу из 6 пунктов – что нужно сделать на Кавказе – я опубликовал перед заседанием Совета на Эхе Москвы и на Кавказской политике). Сначала проголосовали за меня, подсчитали, 19.



– Зато Федотов голосовал за вас!



– Что голосовал Михаил Александрович, я не видел, честно. Но если он и не голосовал, и не за меня, то ничего страшного, в его объективности у меня нет никаких сомнений, он один из лучших модераторов в самом сложнейшем коллективе, который я вообще видел в своей жизни. И как г-н Федотов все это собирается выдерживать, я вообще не понимаю. Мне его искренне жалко, это достойный человек, хотя мы с ним по многим взглядам не сходимся, скажу откровенно. Но как модератор он очень благородный и деликатный человек.



Короче, Федотов начал считать по рукам. Потом началось голосование за Мукомолова, и вдруг я увидел, что сам Мукомолов за себя голосует. Мне, конечно, в голову не пришло поднять руку за себя. Очевидно, Мукомолов так хотел выиграть, что за себя проголосовал. Ну и выиграл, с перевесом в три голоса. После этого я понял, что имею дело с каким-то балаганом.



– Жуть, как сказал бы классик.



– Я не хочу порочить своих коллег из других комиссий (точнее, рабочих групп) СПЧ, но в нашей группе из четырех человек развернулись такие страсти! Стало быть, это политический вопрос. Никто из нас не является подчиненным никакого руководителя рабочей группы. Более того, ничто из нас не обязан быть в той или иной рабочей группе. Есть положение, что член Совета обязан быть хотя бы в одной рабочей группе, но вот я и создам свою. По Кавказу. Ведь рабочая группа – это не то, что существует, а то, что работает. И в такую группу не назначают, в нее люди приходят по своей доброй воле. Я не хочу работать с г-ном Мукомоловым. С точки зрения той этики, которой я научился на Кавказе, люди, сами за себя поднимающие руку, кажутся мне странными. Тем более к нему, Мукомолову, неоднозначное отношение в Чеченской республике. Мне не кажется, что рабочую группу может возглавлять человек, имеющий конфликт с одним из регионов Кавказа, но при этом желающий заниматься Кавказом.



А на следующий день я узнал, какие именно мои взгляды заставили г-на Каляпина против меня выступить.



– Хиджабы?



– Я это понял косвенно, по его цитате в "Коммерсанте". Адекватное изложение событий, кстати, было в МК, а "Коммерсантъ" вольно и по-своему изложил цитаты, действия персонажей, очевидно, исходя из каких-то политических задач редакции, далеких от журналистики. Я узнал, что, оказывается, г-н Каляпин под моими взглядами имел в виду то, что я не возражаю против того, что в учреждениях Чеченской республики принята норма, согласно которой сотрудницы должны носить головной убор. Я бывал в Чечне, в отличие от г-на Каляпина, который там уже много лет не был и не может туда приехать, то есть может, но побаивается, по внутренним причинам. Мне не надо оправдываться. Меня на Кавказе знают, а Каляпина припоминают с трудом.



Так вот, эти голубенькие платочки, которые носят чеченские женщины, вызывают бешенное возмущение у либеральных правозащитников. Вообще при виде хиджаба они начинают нервничать и впадать в разные истерические состояния. Хиджаб, с их точки зрения, это символ унижения женщины, потому что так говорят их инвесторы и спонсоры на Западе.

И вообще, вы заметили, что никакие западные правозащитные организации не выступают за верующих? Ни за мусульман, ни за православных.



– Заметили. Но как вы себе представляете дальнейшую работу в СПЧ?



– Я совершенно не намерен хлопать дверями. Я собираюсь работать, меня ждут люди, перед которыми я имею моральные внутренние обязательства. Есть темы, которые я не имею права бросать. Я буду заниматься расследованием гибели журналистов, у нас в этом вопросе полное взаимопонимание и Еленой Масюк, возглавившей группу по свободе информации и правам журналистов, и с другими людьми. Мне представляется тут немало возможностей для работы. Я просто не буду работать с Мукомоловым, ни под его началом, ни с ним вообще вместе в одной рабочей группе. У меня есть свое видение кавказской политики. Если есть желающие разделить это мое видение, то милости просим. Я их приглашаю. Но с кем-то там бодаться, дискутировать, вести какие-то споры…Я не считаю, что СПЧ – это политическая партия или политический клуб, или то место, которое должно тратить время на выяснение отношений по тем или иным политическим вопросам.



Мне вот, например, тоже не понятно, почему это Совет со свистом принимает всякие решения о защите ЛГБТ-сообщества, в просторечии, содомитов, которые лично мне кажутся противоестественными, и которые, на мой взгляд, не нуждаются ни в какой защите, и при этом отказывается создать рабочую группу по защите прав верующих. Я понимаю, что верующие, с их точки зрения, это существа отсталые, которые должны быть преобразованы и модернизированы в нечто новое – может быть, в ЛГБТ-сообщество, зачем их защищать? Если уж верующих совсем притесняют, тогда их можно позащищать как граждан, но ни в коем случае не как верующих. Хиджаб – это зло, по мнению г-на Каляпина. Моя защита ставропольских девочек, их права быть верующими и не скрывать свою принадлежность к одной из традиционных религий страны – это именно те взгляды, которые помешали им выбрать меня руководителем вот этой вот рабочей группы. Значит, повторяю, будет другая рабочая группа по Кавказу, и я вас уверяю, желающие в нее войти найдутся. Уже через неделю я вам готов буду представить список ее членов.



При этом, отмечу, все члены совета имеют абсолютно равные права. 63 члена совета – это, фактически, 63 рабочие группы, задача которых – информировать президента РФ о положении дел в той или иной сфере, связанной с защитой прав человека. Стало быть, и проблемы-то никакой нет.



Я уверен, что если я подам Михаилу Александровичу доклад от имени своей группы по Кавказу, которую я рассчитываю назвать рабочей группой по защите свободы совести и развитию институтов гражданского общества на Кавказе, уверен, что он рассмотрит мой доклад и, исходя из его роли председателя и человеческих качеств, передаст его дальше по инстанциям президенту РФ. Так что я не вижу здесь никакой проблемы, но участвовать в этом балагане в такой форме я не намерен. Я полагал, что Совет – это рабочая структура, и уверен, что найду коллег и людей, которые вменяемо отнесутся к своему членству в Совете, даже если они не согласны с моими взглядами, или я не согласен с их взглядами.



– И вы не опасаетесь конфликта между двумя этими рабочими группами – вашей и мукомоловской, в результате которого, например, на стол президенту могут отправиться два диаметрально противоположных доклада?



–Да мне на это… Я считаю, что это хорошо. Если у нас такие разные взгляды, а они на самом деле разные, так и хорошо, пусть будут разные доклады. Почему должны быть одинаковые? Что мы, работаем в секте какой-то религиозной, что ли? В нормальных синктэнках – мозговых центрах – вырабатывается две точки зрения на проблему. Я, слава Богу, знаю, что такое методология мышления, работал в этих форматах. Так что могут быть и два разных доклада. Умелое руководство их потом объединит, но я не считаю, что есть такая задача. На имя президента могут пойти и 63 разных доклада, зачем изображать единомыслие, если мысли изначально разные? Это абсурд. А дальше мы как хотим, так и объединяемся для подготовки конкретных документов, для рассмотрения конкретных вопросов.



Президент, руководствуясь прочитанным, и сам может сделать осмысленный вывод о том, что лучше, а что хуже в данной ситуации. Мы не являемся ни министерством, ни госструктурой, которая обязана приходить к одной точке зрения. Мы не армия и не силовая структура, хотя вот, например, г-н Мукомолов предлагал назвать комиссию по Кавказу "рабочей группой по вопросам безопасности". На что я возразил, что безопасностью должны заниматься силовики, а не правозащитники. До этого эта рабочая группа вообще называлась чем-то "по гражданскому сближению этнокультурных сущностей". Я сказал, что отказываюсь рассматривать Кавказ как место обитания дикарей и сущностей, которые надо сближать. Скорее, Москва нуждается в сближении этнокультурных сущностей, а уж Кавказ в этом точно никак не нуждается. Вот это рассмотрение Кавказа как места, где обитают туземцы, свойственное либеральным прозападным правозащитникам, абсолютно для меня неприемлемо. Поэтому я буду отстаивать гражданские права всех живущих в любой точке РФ, и, в частности, в Кавказском регионе.



– Как вы можете прокомментировать слова Михаила Федотова о том, что если бы вы были менее эмоциональным, вопрос о вашем руководстве рабочей группой по Кавказу наверняка решился бы положительно?



– Я не считаю, что он мог быть решен положительно, потому что я не собираюсь работать с Мукомоловым и Каляпиным в одной группе. Я не буду работать с людьми, которые так хотят власти, которые начинают работу с публичной критики моих взглядов…Уж не Мукомолову и не Каляпину про ислам говорить. Как я могу с ними сработаться? Что у меня с ними общего? Зачем мне с ними искать какую-то общую платформу? Зачем мне присоединяться к тем, кто заведомо будет срывать мою работу? А я уверен в том, что Мукомолов с Каляпиным будут это делать. Даже если они будут ко мне проситься, я буду относиться к ним с подозрением, потому что им, видите ли, не нравятся мои взгляды. Значит, они заведомо будут руководствоваться деструктивными, подрывными целями в отношении той деятельности, которую я планирую вести. А у них пусть будет свое видение, пусть они воюют с Чечней, или с кем угодно. Это будет "Их кампф", "их борьба". А я на Кавказе воюю только с беспределом, с нарушением прав человека и с либеральной заразой, которая хочет, подобно большевизму, изменить лицо Кавказа и России. Это мои взгляды, я от этого не отступлю.



Моя позиция очень проста: я считаю СПЧ важнейшей структурой, благодарю президента за то, что он мне предложил участвовать в Совете, несмотря на мою достаточно жесткую и твердую позицию по ряду вопросов, например, по нарушению прав человека на Кавказе, что говорит о демократизме президента. Я прекрасно поработаю с Михаилом Александровичем, который проявил себя дипломатом и демократом, сработаюсь еще с десятками людей, которые находятся в Совете, но я совершенно не обязан, взявшись за руки, водить хоровод под названием СПЧ. Полагаю, что в Совете я найду не двух и не трех людей, которые будут вместе со мной заниматься кавказской проблематикой. Поэтому я прошу Михаила Александровича не волноваться, я, естественно, буду работать в Совете, можете не сомневаться в моей гражданской активности, я вас уверяю, он еще устанет от этой моей активности. Что касается моей горячности и скандальности, я не Чацкий, оправдываться не собираюсь перед обществом, которое, к сожалению, показывает себя подобно фамусовскому. И, в отличие от Чацкого, я не отправлюсь странствовать по свету, а буду делать свое дело в рамках Совета, как член этой структуры.