Личность в контексте истории: Сейид Мохаммад Хатами

Хатами, и после ухода с поста президента, остается символом диалога цивилизаций. С папой Бенедиктом XVI в 2007 году

Хатами, и после ухода с поста президента, остается символом диалога цивилизаций. С папой Бенедиктом XVI в 2007 году

Теги:





0
16 Июля 2014г. (18 Рамадан)
Экс- президент Ирана Сейид Мохаммад Хатами родился в октябре 1943 года в городе Ардакане, в типично иранской провинции Йезд в центральной части страны. Его отец – известный религиозный деятель, аятолла Рухолла Хатами, которого можно назвать соратником лидера исламской революции имама Хомейни, хотя, безусловно, Хатами-старший по своему влиянию и значению не входил в первый эшелон шиитских клириков, свершивших революцию 1979 года. Кстати, приставка "сейид" к имени нынешнего иранского президента означает, что его род восходил непосредственно к самому пророку Мухаммаду.



В 1960 году Мохаммад Хатами поступил в шиитскую теологическую семинарию в городе Куме в 200 км к югу от столицы Тегерана. В годы правления шаха Мохаммада-Реза Пехлеви медресе в священном для иранских шиитов городе Куме было не только и не столько учебным заведением, сколько средоточием антимонархической оппозиции, в авангарде которой шло шиитское духовенство всех уровней – от седобородых старцев, обладателей высшего духовного титула «аятолла», до студентов медресе. Параллельно он изучал историю и западную философию в университете Исфахана и Тегерана, в которых получил степень магистра.



Его богословское образование также продолжалось вплоть до начала 70-х годов, и Хатами получил право выносить решение на основе «иджмы» ( авторитетное мнение богослова, носящее характер вердикта и выносимое на основе научного толкования Корана и хадисов, а также мнений других богословов. Такое положение делало Хатами авторитетом, прежде всего, в области мусульманской юриспруденции.



О политической активности ходжат оль-ислам (второй по значению «сан» в шиитской иерархии) Сейида Мохаммада Хатами и официальные, и неофициальные его биографии повествуют достаточно в общей форме. Говорится о том, что он начал свою политическую деятельность в Ассоциации Мусульманских студентов университета Исфахана, где сблизился с ныне покойным сыном имама Хомейни-Ахмадом . Хатами участвовал в организации и проведении религиозных и политических дебатов, однако его имя не фигурирует в числе тех, кто участвовал напрямую в столкновениях с силами шахского режима и подвергался репрессиям. По-видимому, он все-таки формировался больше как кабинетный интеллектуал, нежели практический и боевой политик. Как раз накануне развязки иранского предреволюционного кризиса в 1978 году Хатами направляют в Гамбург – возглавлять местный шиитский исламский центр. В Германии достаточно сильная иранская диаспора, а шиитская мечеть Гамбурга и сегодня остается самой большой мечетью в Западной Европе. До Хатами немецкий центр возглавлял очень влиятельный и авторитетный аятолла доктор Бехешти, который в этот драматический период оказался очень нужным в Тегеране (так же, как и не очень нужным там оказалось пребывание молодого интеллектуала Хатами). «По должности» глава гамбургского центра контактировал с представителями иранской эмиграции, представлявшими различные политические и религиозные взгляды, и поэтому люди, побывавшие на этом посту, не придерживались ультраортодоксальных взглядов. Таким был Хатами. Таким был и доктор Бехешти, человек высочайшего авторитета, в чем-то даже и не меньшего, чем у Хомейни, занявший после исламской революции ключевой пост верховного судьи Ирана. В 1981 году 30 августа аятолла Бехешти, вместе с президентом Мохаммадом-Али Раджани и еще 70 влиятельными иранскими политиками, погиб в результате мощнейшего взрыва в штаб-квартире правящей Исламской Республиканской партии. Обстоятельства этого теракта неясны до сих пор, но известно, что трагедии предшествовали серьезные разборки в высших эшелонах власти исламской республики.



В 1980 году Мохаммад Хатами становится депутатом меджлиса (парламента) страны первого созыва от своего родного города Ардакана. Год спустя, в 1981 году, по личному распоряжению имама Хомейни, ходжат-оль ислам Хатами возглавил крупнейший газетно-журнальный концерн страны «Кейхан», в 1982 году стал министром культуры и исламской ориентации страны. В годы ирано-иракской войны 1980-1988 годов Хатами выполнял различные обязанности: был заместителем главы и главой объединенного командования вооруженных сил страны, возглавлял управление по пропаганде в вооруженных силах. Утверждают, что на этих постах он снискал себе реноме осторожного либерала. Именно при нем цензура была ослаблена, и дозволялась даже некоторая критика в адрес правительства. Вопреки существовавшему запрету на публичные выступления женщин, он разрешил концерт певицы Паризы (правда, только перед женской аудиторией) и позволил продавать в Иране западную прессу, правда, не американскую.



В 1992 году, вскоре после кончины имама Хомейни, ультрарадикалы, сторонники нового лидера исламской революции аятоллы Хаменеи, пошли на Хатами в атаку, обвинив в излишнем либерализме и прозападных симпатиях, и «ушли» его со всех постов. Хатами надолго уходит в тень, занимая хотя и солидные по титулам, но реально малозначимые должности – директора Национальной библиотеки Ирана и советника тогдашнего президента Хашеми-Рафсанджани по вопросам культуры.



Пока наш герой в тени, можно вспомнить о его личной и семейной жизни. Как и полагается добропорядочному мусульманскому интеллектуалу, он обзавелся семьей только в 1974 году, ближе ко времени окончания учебы. Имя его супруги – Захре Содеги. У Хатами две дочери: Лейла (1975 г.р.), Наргез (1981 г.р.) и сын Эмад (1989 г.р). Через своего младшего брата, Мохаммада-Реза Хатами, врача-уролога по диплому и лидера реформистской парламентской оппозиции по роду деятельности, президент Хатами связан родственными узами с покойным имамом Хомейни – Хатами-младший женат на внучке основателя исламской республики.





Говоря о Хатами, как о мыслителе, следует подчеркнуть, что нынешний президент Ирана, прежде всего, философ. Не теолог, не политический мыслитель, а именно философ. И предметом его изучения является сравнительное исследование западной и восточной философии, причем не только и не столько религиозной.



Вполне понятно, почему один из виднейших (если даже не самый известный) мусульманский современный мыслитель либерально-реформистского толка происходит из преимущественно шиитского Ирана. Ведь именно шиитской традиции больший акцент делается на философское , а не сугубо богословское осмысление положений религии.



Хатами – ортодокс, в том, что касается оценки роли и значения исламской революции и исламского республиканского строя в Иране. В то же время, во многих своих статьях и выступлениях он постоянно подчеркивает то, что именно в шиитской ветви ислама особое внимание уделяется принципу божественной справедливости. Кроме того, Хатами, говоря об одном из основополагающих принципов ислама – божественном предопределении – указывает, что «божественная справедливость делает необходимой наличие у человека собственной свободной воли, но в тоже время, предполагает высокую личностную ответственность за выбор, который ему приходится делать на жизненном пути. С шиитской точки зрения, Бог, который владычествует надо всем мирозданием и, естественно, над человеком, по своей собственной воле наделил человека полной властью над собственной судьбой. Шиитская культура – гуманитарная культура». Таким образом, Хатами пытается показать и доказать, что именно в шиитской традиции ислама наиболее рельефно очерчена идея антропоцентричного гуманизма и изначальной свободы человеческой личности.



Конечно, в первую очередь, имя Мохаммада Хатами, ассоциируется с идеей диалога цивилизаций. Это не следует связывать только с фактом выступления иранского президента на сессии ЮНЕСКО на тему "Диалог цивилизаций – путь к взимопониманию и сотрудничеству" и решением Генеральной Ассамблеи ООН об объявлении 2001 года "Годом диалога цивилизаций". С принципом диалога цивилизаций связан весь, условно говоря, академический бэкграунд иранского президента. Напомним, что в университетах Исфахана и Тегерана он занимался изучением истории европейской философии, а один из его главных трудов – написанная в 1994 году монография «От мира городов к городу мира» – посвящена анализу европейской мысли в исламском ракурсе.



Можно ли назвать Мохаммада Хатами первопроходцем, основателем современной теории «диалога цивилизации»? На наш взгляд, можно. Хатами был первым, кто выступил с альтернативными тезисами хантингтоновской теории «конфликта цивилизаций» в годы повального увлечения мыслящей части человечества этой теорией. Да, эти тезисы очень "пионерные", они сформулированы в достаточно общей форме и нуждаются в дальнейшей разработке, но если раньше диалоги о судьбах человечества велись в рамках дихотомии "война – мир", то теперь они проходят в рамках формулы "конфликт цивилизаций – диалог цивилизаций", и формулировка второй части – заслуга в целом Мохаммада Хатами.



Теория диалога цивилизаций» является, в первую очередь, разработкой философско-культурологической, а не политической, либо теологической. И тем не менее, религиозное начало, в его специфической шиитско-персидско-суфийской форме, очень тонко, но красной нитью прослеживается во всех книгах, статьях и выступлениях, посвященных проблеме диалога цивилизаций. Уже упомянутый выше шиитский антропоцентризм проявляется, в частности, в том, что развитие диалога культур и цивилизаций рассматривается, сквозь призму личности. "В человеке соединяются душа востока и разум Запада" – эта фраза, ставшая сегодня в значительной степени крылатой, также принадлежит Хатами. При этом иранский президент придерживается мнения, что сегодняшний запад, прежде всего, в сфере социального устройства отошел от религиозных принципов, а основным средоточием духовности является авраамический монотеизм в его исламском (точнее, ирано-исламском варианте). «Жизнь темна и ограничена без Бога? Особенно без Бога монотеистических религий? И без Бога исламского мистицизма, отличающегося от Бога суеверных и Бога философов. Это тот Бог, который находится на вершине благородства и величия… Несмотря на все свои недостатки и ограниченные возможности люди могут непосредственно общаться с таким Богом, устанавливать с ним искренний эмоциональный контакт, разговаривать с ним. В неспокойном мире, полном неопределенности, человек может устанавливать связь с центром бытия и получать советы и указания из этого источника…. Cправедливо утверждать, что корни религиозных верований находятся в глубине человеческой души. И согласно Священному Корану, человек по природе своей существо монотеистическое. Суть религии священна и сверхестественна,и, если попытаться отделить эти два качества, религии не будет» (Мохаммад Хатами «Ислам. Диалог и гражданское общество» ,СС 93-95, М. 2001).



Говоря о религии, Хатами в понимает ее в самом широком смысле и е относит это понятие только к исламу . Он указывает на исламский порядок и традицию в Иране как один из примеров возможного распространения религиозных принципов, однако при этом не высказывается ни апологетически, ни открыто критически по поводу различных черт и возможных недостатков конкретного политического режима. В cтатье «Религиозные верования в современном мире» Хатами в общей форме упоминает о том, что и в Иране были недостатки в понимании ирфана ( сакральное знание о том, каким должен быть истинный мусульманин, чтобы он смог стать ближе ко Всевышнему- IN) и благочестия. В другом месте также в общей форме говорится: «Те, кто считает, что их понимание Бога, Божественной книги и религии и есть истинная религия. Даже с течением времени не желают менять свои взгляды. В результате они приносят разум в жертву своим собственным представлениям. Которые, как уже говорилось, ограничены рамками времени и пространства. Если мы, мусульмане, хотим иметь лучшее будущее и достигнуть процветания, если мы хотим быть образцом для человечества. Достойным величия Бога и проповедей Пророка, мы должны опираться на великий благословенный дар Бога – разум». Cреди адресатов этой мысли угадываются и правящие в Иране шиитские лидеры, которые упорно не желали и не желают поныне отказываться от многих, сегодня устаревших и не оправдавших себя, подходов к политическому и культурному развитию страны. Как антитезу традиционному антиамериканизму иранских правящих кругов президент Хатами сформулировал мысль о том, что исламская революция 1979 года и война за независимость США 1776 года имели схожую духовную почву – были борьбой за утверждение принципов религиозной морали (соотвественно, протестантской и мусульманской ) в обществе. Президент Ирана постоянно утверждает, что для поступательного движения вперед как Ирана, так и исламской цивилизации в целом, необходимо и возможно привнесение в мусульманский мир некоторых технологических и социальных инноваций из других культур, в том числе и явления, определяемого понятием «гражданское общество». Для проведения диалога цивилизаций, по мнению Хатами, нужно два фактора: на международно-политическом – отказаться от принципа доминирования одних стран и блоков над другими, а на уровне интеллектуального поведения – вырабатывать умение не только говорить, но, в первую очередь, умения выслушать другую сторону.



Такова в самых общих чертах та концепция, которая стала своего рода личным брэндом Мохаммада Хатами как политического и общественного деятеля. Практически развитие этой идеи было сдержано во-первых потому, что в год «диалога цивилизаций» имели место события 11 сентября. Кроме того, в деятельности уже президента Хатами все больше появлялись проблемы, которые можно назвать вопросами рутинной, конкретной политики. Но в трудах ходжат оль-ислама мы не найдем практических ответов на этот вопрос. И это сыграло свою роль в судьбе Хатами как президента.





Новый этап в жизни и карьере Мохаммада Хатами наступил 27 мая 1997 года. В этот день он был избран президентом Исламской Республики Иран, пятым по счету, со времени победы исламской революции. На выборах находящемуся в то время «в тени» Мохаммаду Хатами отдали свои голоса более двадцати миллионов избирателей, прежде всего, женщины и молодежь, в то время, как его основной соперник, спикер иранского парламента, достаточно "раскрученный" и пользующийся административным ресурсом Надег Нури получил лишь семь миллионов голосов избирателей. В это же время в Иране состоялись выборы депутатов местных советов и парламента шестого созыва. Население активно в них участвовало, и убедительную победу одержали сторонники реформ. Хатами удалось эффективно организовать свою предвыборную кампанию. Лишенный возможности вести предвыборную агитацию на государственном радио и телевидении, либерально настроенный ходжат Оль-ислам пошел в народ, предприняв серию поездок по стране. Основными его лозунгами стали "Свобода, создание гражданского общества и лучшее будущее для страны". В то же время, он никогда не допускал открытой критики своих оппонентов.



В целом, ситуация в Иране в 1997 году была таковой, что, образно говоря, если бы не было Хатами, его следовало бы выдумать. Страна находилась в состоянии глубочайшей стагнации, вызванной восьмилетней войной с Ираком, санкциями со стороны США, а, главное, – очевидным крахом революционного проекта создания особой исламской "таухидной" экономики. В стране существовали с одной стороны многопрофильные, полугосударственные, но при этом весьма неповоротливые "исламские фонды", а решить проблему занятости и повышения уровня жизни населения было решено путем создания мелкотоварных кустарных предприятий, преимущественно в области ковроткачества. Очень скоро стало очевидно, что столько ковров в стране и мире вовсе не нужно, и в результате в стране по-прежнему сохранялась повальная безработица, прежде всего, среди молодежи, а эта возрастная категория составляет более половины населения Ирана. Все более явственно ощущалось недовольство населения всерегламентирующим политическим режимом консервативного шиитского духовенства. И если до 1989 года это недовольство как-то амортизировалось неблекнущей харизмой имама Хомейни, то после его смерти смягчать это неудовольствие стало некому, поскольку нынешний лидер революции аятолла Хаменеи и его ближний круг – не столько духовные авторитеты, сколько политики, чьи усилия сосредоточены, прежде всего, на укреплении и развитии сформированного в Иране авторитарного политического режима "велаяте-е-факих" (правления праведного богослова). И им по-прежнему удавалось держать под своим фактически полным контролем государственную машину и общественную жизнь Ирана. В такой ситуации реформатор мог появиться только из рядов политического истэблешмента страны, и его либерально-прогрессистские взгляды при этом не должны были быть излишне радикальными и представлять собой вызов системе. Все это сполна проявилось именно в личности президента Хатами.



Что удалось сделать президенту Хатами за период двух президентских сроков (1997-2005)?



Начал он с обеспечения большей свободы в сфере средств массовой информации. На прилавках иранских магазинов и киосков появились книги и газеты, еще недавно запрещенные как антиисламские. Активизировались международные связи Ирана, правда, Хатами сосредоточился преимущественно на их культурно-гуманитарном, а не государственно-политическом аспекте. Новоизбранный президент пытался как-то сглаживать наиболее острые и одиозные углы иранского режима. Женщины теперь получили право водить машину, служить в полиции, вести общественную деятельность.



Хатами был первым представителем высокого ранга из Исламской Республики Иран, посетивший западную страну – Италию – и встретившийся с Папой Римским Иоанном Павлом II. Существенный сдвиг произошел в отношениях шиитского Ирана со странами Персидского залива и ортодоксально-суннитской Саудовской Аравией, с которой Иран со времен Хомейни находился в состоянии "холодной войны". Улыбчивый и фотогеничный Хатами просил, чтобы его называли "господин президент", cвободно говорил на английском и немецком языках, утверждал, что каждый день часа по три читает Канта и Декарта в подлиннике. Казалось, еще немного – и президент станет символом нового Ирана.



Но нового Ирана в результате все-таки не получилось. Все то, что совершал Хатами, можно определить как своеобразные реформы жестов. Все они носили скорее внешний, показательный характер, не имели глубинного значения, а их главным практическим результатом могло быть разве что некоторое улучшение международного имиджа Ирана. Кроме того, выступая перед депутатами парламента в 2001 году, в начале своего второго президентского срока, Хатами открыто заявил, что его политические оппоненты создавали препятствия для его деятельности в среднем раз в каждые девять дней. Он также заметил, что сложившаяся в стране система разделения властей не позволяет ему в полной мере реализовывать закрепленные в основном законе страны полномочия и выполнять возложенные на него конституцией страны обязанности. В то время Хатами пользовался практически безоговорочной поддержкой большинства населения страны, а наличие реформистского большинства в парламенте давало ему вполне реальные возможности организовать иранских реформистов политически. Однако Хатами пошел несколько иным путем. Он стал искать довольно серьезных компромиссов с лидером иранской революции, аятоллой Али Хаменеи другими влиятельными представителями исламских консерваторов в руководстве страны. Два руководящих иранских "Х" пришли к соглашению о том, что будут воздерживаться от радикальных шагов. Реальным последствием этих компромиссов было возбуждение уголовных дел против офицеров полиции, превысивших полномочия при разгоне студенческих демонстраций, отставка министра информации Наджафбади, по личному указанию которого было убито и арестовано несколько журналистов, смена главы судебной власти и председателя одной из самых влиятельных экономических структур страны – исламского «Фонда обездоленнных». Но в то же время, уже в 1999-2000 годах в Иране было закрыто более двадцати изданий реформистского толка, а несколько популярных журналистов и политических деятелей подверглись аресту и судебным преследованиям.



Учитывая влияние Хатами (или, точнее, его имиджа) на международной арене, аятолла Хаменеи дал указание освободить немецкого предпринимателя Г. Хофера, обвиненного в прелюбодеянии и приговоренного к побиванию камнями. Утверждают, что этот процесс был инспирирован противниками правительства с целью демонстрации неспособности президента проводить последовательную и независимую внешнюю политику. Кроме того, с одобрения лидера революции суд Шираза воздержался от вынесения смертных приговоров 13 иранским иудеям, обвиненных в шпионаже в пользу Израиля. Этот процесс, в конечном итоге, так же ударил, прежде всего, по Хатами и его правительству, поскольку создал прекрасные предпосылки для критики его действий со стороны международных правозащитных организаций и западных государств.



Но компромисс с консерваторами в тот момент, когда следовало (и можно было) переходить к поступательной и последовательной стадии реформ, в конечном итоге, привел к тому, что «реформы Хатами» оказались совокупностью спорадических и поверхностных действий. Кроме того, он очевидно стал терять поддержку возлагавшего на него надежды электората. Женщины были недовольны продолжающейся дискриминацией, делением на «мужские» и «женские» половины не только частных мест, но и офисов, общественного транспорта, больниц. Женские активистки вдруг вспомнили о том, что накануне выборов 2001 года Хатами сказал: «Одна из главных ошибок Запада состоит в том, что он допустил эмансипацию женщин, что привело к распаду и обесцениванию семьи». Ему напомнили, что за годы его президентства продолжалось вынесение смертных приговоров женщинам через побивание камнями (жертвами четырех из семи подобного рода наказаний стали женщины) и о 1800 случаях судебных процессов за нарушения норм ношения одежды, которые в Иране особенно строги для женщин. Советник президента Хатами по женским проблемам Зохра Шоджаль достаточно определенно и не раз заявляла, что она будет отстаивать права женщин, но в рамках исламской политической системы, а всепокрывающая женская одежда, именующаяся в стране на французский манер «манто», стала иранским национальным костюмом. Единственная женщина из министерских креатур Хатами – вице-президент по вопросам охраны окружающей среды Массумех Эбтекар – еще со времен революции 1979 года известна как носительница крайне фундаменталистских взглядов. Во время приснопамятного захвата американских дипломатов в посольстве Тегерана она выступала от имени "революционных студентов-захватчиков". Cправедливости ради заметим, что реформисты, по инициативе президента, приняли закон, по которому женщина в случае развода может оставить детей себе, если установлено, что ее муж – алкоголик, наркоман, либо нарушитель норм общественной морали. В принципе все исламское традиционное право, как суннитское, так и шиитское, оставляет детей отцу.



Оказались разочарованными молодежь, в первую очередь, студенчество, требовавшее более радикальных реформ и часто призывавшие к созданию более "светского" государства. Их чаяния персонифицировал другой Хатами – младший брат президента Мохаммад Реза, однажды открыто заявивший, что ислам должен выполнять функцию духовной, а не политической основы иранского общества.



Кстати, в начале 2003 года, когда волнения студентов в Иране достигли апогея, автору этих строк пришлось беседовать с отставным высшим офицером военной израильской военной разведки. Шла речь, об «оперативных разработках» в исламском мире. Офицер сказал, что у Израиля есть сторонники, в том числе и высокопоставленные, в мусульманском мире, но они стараются себя не афишировать. На вопрос, можно ли среди таковых назвать иранского президента Хатами, чин из разведки ответил: «Нет, мы его «списали». Он старается быть и нашим, и вашим. Мы сейчас делаем ставку на радикальных студентов».



В области же ему более близкой – международной политики – Хатами занимался, скорее, внешнеполитическим пиаром, нежели проведением внешней политики. Но и пиар в целом оказался не очень результативным. Иран как оставался, так и останется по-прежнему в списках вашингтонской "оси зла", несмотря на то, что политика «диалога цивилизаций» была направлена, в первую очередь, на то, чтобы Иран был вычеркнут из этого списка. При Хатами продолжалась реализация ракетных программ стратегического назначения, когда на основе северокорейских, китайских и советских образцов были созданы ракеты «Шихаб», способные достигать Анкары и Иерусалима. Хотя президент Ирана продемонстрировал осуждение некоторых акций боевиков на Ближнем Востоке, в то же время Хатами достаточно определенно продемонстрировал традиционную для иранского политического духовенства антиизраильскую позицию. Еще в самом начале своего президентства на саммите ОИК в Тегеране в декабре 1997 года Хатами заявил палестинскому лидеру Арафату, что он мало верит в перспективу арабо-израильского мирного урегулирования, и отметил, что его страна односторонне будет поддерживать все требования палестинцев и требовать их выполнения. В одном интервью CNN Хатами был столь же определенен: «Мы открыто провозглашаем нашу оппозицию мирному процессу на Ближнем Востоке, но при этом не хотим навязывать нашу позицию другим сторонам, либо стоять у них на пути». По-прежнему продолжалась и поддержка и финансирование таких организаций, как «Хезболла»,»Исламский джихад» и т.п.. Дипломатические усилия, предпринятые Хатами на таком актуальнейшем для Ирана направлении, как раздел каспийского шельфа, также пока не привели к окончательному результату. По сути дела, главное, чего удалось достигнуть иранской дипломатии времен Хатами – это активизировать двусторонние отношения, прежде всего, со странами Западной Европы и Юго-Восточной Азии, а так же распространение исламо-иранской культуры в разных странах мира.



Кстати, во время некоторых дипломатических акций сторонника диалога цивилизаций, президента Хатами, случались маленькие «конфликтики цивилизаций» протокольного масштаба. Так, во время саммита глав прикаспийских государств в Баку Хатами отказался от продолжения переговоров в неформальной обстановке, потому что начали подавать шампанское, чего другие лидеры стран этого региона не сочли противоречием своей мусульманской идентичности. Во время визита в Испанию Хатами отказался пожать руку испанской королеве Софии, мотивируя это тем, что мусульманин-мужчина не может прикасаться к женщине, не являющейся его женой, публично, ибо это нарушает ритуальную чистоту.



В феврале 2005 года консерваторы нанесли серьезный удар по Хатами, когда волевым решением Совета стражей исламской революции из избирательных списков накануне парламентских выборов было исключено 2500 кандидатов-реформистов. В парламенте и местных представительных органах большинство получили консерваторы. Хатами в результате оказался в жесткой политической изоляции, сохранившейся до конца его срока в июне 2005 года.



Президента Мохаммада Хатами часто называли «иранским Горбачевым», «аятолла Горбачев». Сейчас можно сказать, что сходство с последним советским лидером в значительной мере формальное. Хатами и Горбачев – оба реформаторы-выходцы из правящей элиты, реформаторы, пришедшие к власти через принадлежность к этой самой правящей элите. Дальше начинаются в большей степени различия, нежели сходства. Горбачеву удалось "тряхнуть" систему, а то, что ему не удалось совершить, обусловлено в первую очередь сломанностью в какой-то момент его политической воли. Мохаммад Хатами сформировался как политик совершенно в иной среде. Он изначально не собирался каким-то образом серьезно изменять устои исламской политической системы, делая ставку на определенные реформы в гуманитарном и культурном, а отнюдь не политическом и, тем более, экономическом измерении. Более того, в конечном итоге, именно это систему, а не общество он посчитал своей главной опорой. Кроме того, он изначально не мог не знать, что находясь даже на посту, красиво именуемом "Президент Исламской Республики Иран", он вряд ли сможет предпринять сколько-нибудь реально значащие политические шаги. Президент в иранской политической системе "велаяте-е-факих" больше напоминает премьер-министра или даже просто координатора работы правительства с минимумом властных полномочий. Армия, силовики, спецслужбы де-юре подчиняются верховному лидеру аятолле Хаменеи, да и решающее слово по другим политическим – и не только – вопросам, принадлежит шиитским консерваторам из назначаемых, а не выборных органов государственной власти, таких, как Корпус стражей исламской революции или Совет по определению целесообразности. Кроме того, именно у этих институтов в руках находятся реальные механизмы формирования и управления правовой системой страны.



Хатами нельзя назвать деятелем, символизирующим крах реформаторских попыток в исламском Иране. Скорее он символ их первой, самой начальной фазы. В реформах, особенно экономических, продолжает сохраняться высокая потребность. Но так или иначе, можно утверждать, что Сейид Мохаммад Хатами – это явление в истории Ирана и исламской цивилизации в целом.

Автор: Исмаил-Валерий Емельянов, историк

Комментарии () Версия для печати

Добавить комментарий

Яндекс.Метрика