Л.Сюкияйнен: Из любого вероучительного текста можно вырвать что-то "экстремистское"

Большой массив мусульманских вероучительных текстов, ежегодно появляющихся на русском языке, требует определенной систематизации и профессиональной оценки, которая позволила бы не только понять потребности российской уммы, но и предотвратить судебные процессы в отношении классических трудов, оказавшихся в запрещенных списках.

С этой целью ИА IslamNews решило выпустить серию интервью с известными специалистами в области ислама и мусульманской литературы, посмотрев на проблему как глазами самих мусульман, так и экспертным взглядом стороннего наблюдателя. Цикл бесед на тему мусульманской литературы открывает известный эксперт в области ислама, профессор Леонид Сюкияйнен.

- Леонид Рудольфович, существуют академические и богословские переводы Корана. К первым, например, относятся переводы Крачковского и Османова, ко вторым – Кулиева или Аляутдинова. Какая между ними разница?

- Разница, на мой взгляд, заключается в том, какой линии, идеологии и традиции придерживается автор перевода. Так называемый академический – это перевод научный, который исходит из неких научных критериев перевода, понимания этого текста, комментариев к нему, со ссылкой не только на догматические исламские точки зрения, но и на выводы исламоведческой, востоковедческой науки. Что такое "богословский" перевод, я не очень понимаю. Видимо, речь идет о переводах мусульманских авторов разного профиля – тех, которые являются религиозными деятелями, либо тех, кто, не будучи религиозным деятелем, причисляет себя именно к исламской традиции. Разница, скорее всего, в этом. Это различие может определять выбор отдельных вариантов перевода, источников, на которые ориентируется тот или иной автор, сопровождая перевод своими комментариями.

Есть еще варианты, которые не принадлежат ни к первому, ни ко второму: стихотворные, литературно-художественные переводы. Тут могу отметить переводы Шумовского, в определенной степени, Пороховой, прочих авторов. Поэтому я бы даже выделил три варианта: перевод, который ориентируется на критерии, условно говоря, светской, академической науки; те, которые следуют исламской традиции и те, которые просто представляют собой художественный перевод.

Отличие еще в том, что для разных потребностей и целей принято использовать различные переводы. Скажем, в научных или студенческих работах я своим студентам рекомендую использовать перевод Османова, потому работу Крачковского использовать трудно, его перевод изначально не предназначался для публикации, это рабочие тексты.

- Как вы оцениваете богословский перевод имама Шамиля Аляутдинова, чем он отличается от того же академического перевода Крачковского?

- Не смогу вам ответить, потому что я с переводом Аляутдинова не знаком.

- Почему перевод Кулиева был запрещен, а Крачковского разрешен, в чем разница?

- Стоит напомнить: перевод Кулиева был запрещен, но потом его из этого списка изъяли, и теперь он не числится в списке запрещенных изданий. Кроме того, в решении суда, по которому он первоначально был запрещен, не воспроизводились никакие положения этого перевода, сюжеты, фрагменты или фразы, нет ссылок на конкретные места этого перевода, на основании которых суд к такому выводу пришел. Так что невозможно ответить на этот вопрос.

- Почему возникают претензии к богословским текстам с точки зрения наличия тех или иных идей, которые могут признаваться экстремистскими?

- Тут вопрос формальный. В российском законодательстве о противодействии экстремистской деятельности совершенно четко написано, какие действия относятся к экстремистским. Скажем, пропаганда различий между людьми по признаку их принадлежности к определенной расе, религии и тд. Или возбуждение вражды по этим признакам. Или оправдание терроризма либо каких-то методов и средств. Поэтому если посмотреть эту литературу, то можно, конечно, в ней увидеть, вырвав из контекста, какие-то фразы, которые говорят, например, о том, что в определенных случаях можно убивать неверных, или еще что-то. В традиционных религиозных текстах таких фраз достаточно много – вы найдете их не только в Коране, но и в Библии, и в других религиозных источниках. Поэтому-то и возникают такие претензии! Формально говоря, на основе закона о противодействии экстремистской деятельности подобного рода высказывания, фразы, предложения, вырванные из контекста, могут оцениваться как экстремистские. Так называемый аят меча, "убивайте неверных, где бы вы их не нашли", к примеру.

Другое дело, что надо толковать эти положения в комплексе с другими, понимать, какой смысл они несут и в какой исторической ситуации они появились. Но при желании, если вырвать их из контекста и не понимать, о каким источнике идет речь, то можно запрещать не только Коран, но и Библию, и все, что угодно.

- Что более востребовано: Коран или тафсир (толкование), либо другая вероучительная литература? Почему?

- Да все востребовано. Коран – священная книга! Как можно сказать, востребована она или нет? Посмотрите, сколько мусульман, а Коран – это основа исламского вероучения. Что касается тафсира, то, конечно, эта литература менее востребована, потому что к ней обращается не каждый мусульманин, а лишь тот, кто берет на себя труд посмотреть смысл, конкретное историческое толкование тех или иных мест Корана, задается вопросом, как нужно относиться к божественным откровениям, которые изложены в Коране. Толкования менее востребованы с точки зрения круга лиц, которые могут к этому обращаться, но это не значит, что они менее востребованы вообще. Все зависит от того, в каком смысле отвечать на этот вопрос. Что более востребовано: настенный календарь или "Война и мир" Толстого? Наверное, отрывной календарь выпускается большим тиражом. Но можете ли вы на этом основании сказать, что он более востребован?

Востребованность другой литературы, опять же, зависит от того круга лиц, который к ней обращается. Огромное количество мусульман не обращаются к какой-то специальной литературе точно так же, как это делают те, кто принадлежит к другим верам. Вполне достаточно иметь какой-то узкий набор этих текстов. А тот, кто хочет узнать о своей вере детальнее, углубляется в эту культурно-интеллектуальную традицию, уже ищет ответы в другой литературе.

- Есть ли какие-то четкие критерии отношения государства к богословским текстам?

- Для того, чтобы ответить на этот вопрос, надо понимать, что такое богословский текст. Если это текст Священного Писания, или те тексты, которые используются в богослужении, то какие у государства могут быть критерии их оценки? Это – религиозная традиция, которая складывается и вырабатывает перечень, круг подобного рода текстов. А вообще слово "богословский" меня всегда смущает: я не понимаю, о чем идет речь. Что такое "богословский"? Если речь идет о текстах, излагающих вероучение, то при чем здесь государство? Государство должно просто следить за толкованием, использованием этих текстов для обоснования какой-то деятельности, за комментариями, которые даются к подобного рода текстам. А к самим этим текстам власть и государство вообще, по-моему, не должны иметь никакого отношения. Как государство может определять, что должно быть в Ветхом Завете или в Коране?

- А почему тогда в число запрещенных попадают известные сборники Хадисов, например «Сады праведных»? Нигде, кроме России они не запрещены.

- По той же самой причине! Если вы посмотрите этот текст, не зная, откуда он взялся, кто является автором, в какой исторической ситуации эти тексты появились, какая существует традиция толкования этих текстов, то, естественно, там можно обнаружить места, которые могут являться причиной запрета, например, перевода Корана. Все, что касается Хадисов, это примерно такой же статус и уровень, как и текст самого Корана.

Кроме того, конечно, многое зависит от перевода. В нем можно выбрать одну фразу, а можно другую. Можно сказать более мягко или более жестко. Все это зависит от мастерства переводчиков. У нас исламская литература богословского, как мы сейчас говорим, содержания порой переведена отвратительно.

Если литература переводится где-то за рубежом, к нам она часто приходит в очень плохом качестве. Если говорить о наших, российских переводах, раньше была пара опытных переводчиков, но чаще переводами занимаются неквалифицированные, малограмотные люди, владеющие русским языком на уровне третьего класса. В некоторых абзацах по две-три ошибки, орфографические, пунктуационные. Я с трудом могу себе представить, что мало-мальски опытный редактор мог пропустить эти тексты. Диву даешься, как это все проходит. Такое впечатление, что они печатаются без редакторской работы вообще.

Посмотрите литературу, которая массово издавалась у нас на протяжении последних двадцати лет! В Казани было издательство "Иман", много неплохой литературы издавало…Но при этом многие наши издательства издают огромное количество совершенной макулатуры. Это же касается московского издательства "Бадр". У меня дома долгое время были брошюры и книжки московских, казанских издательств – я их периодически отправляю в утиль, они не содержательны ни в каком отношении, никакого интереса не представляют и очень плохи с точки зрения русского языка. Тем более, в таких плохих переводах легче найти какие-то неаккуратные фразы. Хорошо, попалось в Коране какое-то положение или какой-то хадис, где сказано: "убивайте многобожников, где бы вы их не обнаружили". Надо тут же давать комментарий, что данное положение появилось в такой-то исторический период, смысл его был такой-то, современная исламская мысль толкует его так-то. Но для этого же надо иметь мозги, знания, поставить себе задачу: сделать нормальный текст.

- Какие книги по исламскому праву на русском языке вы могли бы выделить?

- Да много таких книг. Издавались в 19 веке, переиздавались сейчас… Лет пятнадцать назад была переиздана небольшая брошюра Ван ден Берга очень хорошего уровня. Можно «Хидоя» Маргинани посмотреть. Издательство Wolters Kluwer выпустило этот труд несколько лет назад. Два здоровенных тома!!! Мои исследования выходят в разных вариантах: брошюра об отношении исламской правовой мысли к глобализации, книга "Ислам и права человека в диалоге культур и религий". Вообще много есть чепуховых, некачественных изданий, а есть и более-менее приличные. Кстати, существует и литература традиционно богословско-исламская. В частности, Равиль Гайнутдин примерно год назад опубликовал книгу о шариате. Но это совсем другая традиция, не научная литература. Она, конечно, отличается от изданий академического профиля.

- Хватает ли, на ваш взгляд, вероучительной литературы на русском языке?

- Я думаю, что нет, конечно, не хватает. Тут очень сложная проблема. С одной стороны, нужно приобщаться к вероучительной литературе, которая вообще характерна для ислама в принципе, и, кроме того, нужно воспроизводить, переиздавать и продолжать уже в нынешних условиях линию литературы, которая была характерна для российского мусульманского сообщества. Там были свои собственные традиции, авторы, методологии. Поэтому нужно и то, и другое. Нужно хорошо знать современную зарубежную исламскую литературу. Это вопрос непростой: что выбирать для перевода, с какими целями. Должны быть какие-то критерии. Этим должен заниматься специальный экспертный аналитический совет, который подбирал бы такую литературу, понимая, для чего она, какой цели служит, учебные ли задачи решает, или какие-то иные. В принципе, такая задача в России, безусловно, стоит, и весьма остро.

И обеспокоиться ее решением, в первую очередь, должно мусульманское сообщество, потому что это касается его. Но не только. Потребность в такой литературе имеется и для научного исламоведения университетского, академического уровня. У нас же есть востоковедные и некоторые другие факультеты, где изучается ислам и разные его проявления, разные направления исламской мысли. В последние годы у нас издана "Жизнь пророка Мухаммеда", переведены очень многие Хадисы. Я помню, двадцать лет назад почти ничего не было на русском языке – ни Бухари, ни Муслима. Пожалуйста, сейчас все это есть. Но все равно не хватает некоторых основополагающих текстов, связанных с основами богословской догматической традиции. Это большая работа, и было бы неплохо, если бы действовал специальный совет, который бы подбирал такую литературу, контролировал или, по крайней мере, проверял ее издание, решал вопрос о публикации тех или иных источников.