10 лет Второй чеченской

news-4z7MU9YZt6
Недавно я посмотрел известное видео, где чеченские боевики режут головы русским солдатам. Это самое жуткое, что я видел в жизни. Все представления о человеческом ломаются. Солдаты плачут, кричат, как маленькие дети, а те спокойно отрезают им, живым, головы. Поглядите – это лучший способ прочувствовать, что такое на самом деле убийство, и что такое на самом деле война.



Я говорил с людьми в Чечне и пересмотрел тонны видео. Войны я не видел – но мне кажется, я правильно представляю одну вещь: война – это другое состояние сознания. В мирной жизни это невозможно понять. Люди, живущие в мире, не знают, что такое война – и поэтому не переживают за нее. По телевизору показывают, как что-то горит, взрывается, разрушенные здания, иногда трупы издалека – что-то типа стихийного бедствия. Мы все обмануты кино: война там – это просто такая динамичная, и опасная жизнь – как у нас, только интересней. Киногерои – совсем как мы, нормальные, позитивные, ну, стреляют иногда.



А на самом деле, война – это совсем другое состояние сознания, измененка. Архетипически другое состояние жизни. Главный смысл жизни у людей на войне – это убийство. Убивать, чем больше, тем лучше – и конца нет. Это истеричное, увлекающее состояние. Собственная смерть – часть этой логики. На войне нет мира, это несмешиваемые состояния. Моя бабушка (наверное, как все бабульки ее поколения) время от времени говорила: «Только бы войны не было…» Тогда это звучало забавно, но мне кажется, она именно это имела в виду.



Чтобы прекратить войну, России надо понять несколько вещей:



Во-первых, война продолжается. По телевизору иногда показывают какие-то «спецоперации», закованных в броню спецназовцев, БТРы. У зрителя поддерживается ощущение, что остались остатки каких-то боевиков, но их ликвидируют. К реальности это никакого отношения не имеет. На Кавказе идет серьезная партизанская война, и никаких побед в ней у России не наблюдается. Война распространилась на Дагестан, Ингушетию и Кабардино-Балкарию. На всей этой территории выросло мощное, хорошо организованное подполье, которое серьезно настроено воевать, живет войной. Боевики и силовики ежедневно уничтожают друг-друга, идет бессмысленное взаимное истребление хороших двадцатилетних ребят. Вчера Нургалиев заявил, что за этот год было убито и взято в плен 700 боевиков – а на интенсивность стрельбы это вообще не сказалось.



За десять лет можно уже понять, что вытравить сопротивление военным путем Россия не в силах. Подполье пронизывает села Дагестана и Ингушетии. В Чечне жесточайшим террором почти удается не пускать боевиков на равнину. Но они контролируют горные леса, соваться туда силовики боятся – даже сейчас, когда идет масштабная кадыровская операция. В мае Кадыров пообещал окончательно разделаться с «шайтанами», в горы нагнали пятнадцать тысяч штыков – и в общем без толку. После месяца боев стало понятно, что потери слишком велики. Теперь, несмотря на приказы, идти в лес кадыровцы не хотят, предпочитают убить первого попавшегося местного жителя и выдать за боевика. Сейчас операция свелась к блокаде аулов – чтобы зимой заморить партизан голодом. Какие-то результаты это, конечно, даст – но надеяться, что таким образом можно победить подполье, не приходится. Потому что оно имеет корни и война для него – как вода.



Надо понять, чего хотят боевики. Вот спроси сейчас любого: а чего они хотят, – никто не знает. В СМИ этот вопрос табуирован, думать про него нельзя. Подразумевается, что это воплощение зла, фанатики, бандиты и иностранные наемники. Может, они все еще хотят независимость Чечни. Представить себе этих людей в реальности никто не пытается. Потому что, если понять – это ж значит, что можно договориться. А это нарушает наш внутренний общественный договор.



Десять лет назад, с приходом Путина, в России сложился консенсус – которого не было в 90−х. Какой-никакой, а консенсус. Мне, как и большинству ынтеллигэнции, от него было тошно – но народ успокоился. Вопрос «как нам жить» подменили самозащитой. Но в этом консенсусе кавказцы были врагами – и хоть ты тресни, хоть ты десять кадыровых нарожай – затащить Кавказ в такой консенсус невозможно. Потому что в манипуляциях с массовым подсознанием, которые устроили тогда Путин с Павловским, речь шла о русских смутных смыслах. Но у России и Кавказа подсознания разные, и Кавказ остался за рамками российского «мы».



Большинство кавказского населения, пусть и без большого комфорта, продолжает жить в России. Но некоторая часть просто выпала из нее. Два года назад Доку Умаров провозгласил упразднение Ичкерии и создание Кавказского Эмирата. На это мало кто обратил внимание, поскольку казалось, что речь идет о виртуальных сущностях, смене названия террористической группировки. Но речь шла о реальности. Часть северокавказского населения в России не живет. Россия для них – мир «куфа», грязи, лжи и неверия. Они с ней не хотят иметь ничего общего. Для них это государство-оккупант, захвативший их земли, с ним надо вести войну. Это десятки тысяч людей. Естественно, в этой среде будет жить подполье.



Ну представьте себе, что Россию захватил Китай. Это хорошая страна с великой культурой. Она установила тут какой-то свой порядок. В процессе убили каждого десятого, но дальше – нормально. Россия – неотъемлемая часть Китая. Китайцы ничего плохого не хотят, субсидируют, китайский порядок работает. Почему русские хотят удрать, им непонятно. Будет сопротивление, терроризм?



Кто такие боевики? Во-первых, надо понимать, что это совсем не те боевики, которые были десять лет назад, воевали в первую и вторую войну. Физически другие люди. Те – убиты или служат у Кадырова. Сейчас в лесу сидит сплошь двадцатилетняя молодежь. Это не бандиты-головорезы, которые после войны не могут выйти, потому что боятся правосудия. 90% этих парней пришли туда в последние годы, никаких преступлений не совершали, по доброй воле. А все головорезы спокойно служат в Центорое.



За десять лет сопротивление сильно изменилось. Во время первой и второй войн это были разрозненные отряды, состоявшие из людей с очень разной мотивацией. Там были и герои, и бандиты, и крестьяне, и случайные, обычные люди. Война была активная, громкая – но легкомысленная что ли. Тех боевиков можно было замочить авиацией и танками, большинство из них, когда стало понятно, что война проиграна, перешли к Кадырову. Теперь война незаметнее, ее легко скрыть – но она гораздо серьезнее. Сопротивление очистилось от случайных людей, превратилось в религиозную секту с мощной идеологией. Ее основа – джихад.



Боевики полностью избавились от национальных идей, независимость Чечни их больше не интересует. Это был способ выжить: нельзя годами терпеть лишения, раны, перспективу скорой смерти – за такую малодостижимую абстракцию как независимость Ичкерии. А джихад – он сам по себе смысл жизни, высшая реализация.



Это не абстракция, это ощущение связано со всей мусульманской системой ценностей. Я переслушал массу записей боевиков и все они говорят: я только здесь начал жить. Человек уходит в горы – и во-первых, вдруг чувствует себя свободным – ни ментов, ни проблемы денег, ничего, с чем он устал мириться. А во вторых он наконец делает то, во что верит. Боевики часто записывают видеописьма к родителям. Там всегда одно и то же: «мы же делаем то, чему вы нас учили, то, что обязан делать мусульманин; меня убьют, но вы не расстраивайтесь: главное в жизни я уже сделал…» Если люди делают то, что заложено в общественной системе ценностей, этому трудно что-то противопоставить.



В отрядах партизан, в ваххабитском подполье царит братство. Можно сколько угодно называть их бандитами, шайтанами, арабскими наемниками – на российском и даже грозненском телезрителе это прокатит. Но если человек имел с ними контакт, он же знает, что там гораздо более человеческая атмосфера, чем вокруг. Победить боевиков трудно потому, что речь идет не о идеологиях или государственных вывесках – а о смысле жизни. Россия привыкла к повсеместному вранью, цинизму, тому, что люди говорят одно, а воюют за другое. Из Москвы нам кажется, что и они там на Кавказе все одним миром мазаны. Но это не так. Боевики воюют за то, во что верят, – и энергетика этого несравнима с тем, что пока может предложить Россия.



Мне кажется, единственный способ прекратить войну – переговоры. Людям у нас так плотно промыли мозги, что идея переговоров кажется нелепой: «Переговоры? О чем?!»



У меня тут был маленький инсайт. Я как-то гулял по центру под дождем, смотрел на пустые улицы, мокрые вещи – и вспомнил, как гулял и смотрел на все это двадцать лет назад, почувствовал себя в 89 году. И отчетливо понял, как резко отличалось мое отношение к жизни и людям. Базовым отношением к жизни у меня тогда было доверие. Я вдруг ясно увидел, что произошло за последние двадцать лет: катастрофическое уменьшение доверия в нашей стране. На примере Кавказа это очень видно. Идет война, но никто не допускает возможности переговоров. Эта идея заведомо кажется наивной. Я все время сталкиваюсь с убежденностью, что люди враги друг другу. У всех низменные, противоречащие друг другу интересы. Взаимопонимание не возможно – не потому, что люди разные, а потому, что они по природе плохие, не собираются друг друга понимать. И единственная задача реальной политики – это с наименьшими потерями защитить интересы своей группы (или в лучшем, цивилизованном случае – стабильность государства).



Эта норма, уверенность в том, что все плохие, и не стоит друг другу доверять – она была не всегда. Это морок завладел мозгами страны за двадцать лет и выдает себя за здравый смысл. В 89 году мы знали, что мы – граждане одной страны, мы похожи, мы в целом хорошие люди, и мы можем вместе сделать что-то хорошее. Для нас было очевидно, что проблем, о которых нельзя договориться, нет. Я вполне понимаю, почему этот морок завладел душой страны – люди съели много говна. Но факт в том, что двадцать лет назад мы относились друг другу совсем по-другому.



(Тут ко мне заезжал один молодой бельгиец, который ехал на поезде с Балкан – через Украину в Россию. Он немного говорит по-русски. Его главное удивление от России было такое: женщины в кассах, которых он о чем-то спрашивал, отвечали – но не имели никакого интереса к тому, понял ли он. Нигде больше такого нет, везде люди хотели объяснить, чтобы дошло – это для них было естественно. А здесь ответит что-то – и сидит. Мне кажется, это то самое. Мы перестали верить, что мир других людей может нам что-то дать, потеряли веру в людскую общность.)



О чем переговоры? Во-первых, о прекращении огня. А во-вторых, могут быть самые разные варианты – важно, чтобы обе стороны что-то получили, а в чем-то пошли на уступки. Понятно, что сейчас Россия хочет уничтожения боевиков, а они – полного изгнания кафиров с земель мусульман. Но это программа максимум, которая заявляется без учета ее выполнимости. Надо, чтобы обе стороны согласились променять ее на какие-то меньшие, но реальные достижения. Я бы, например, предложил создание демилитаризованных салафитских анклавов – сети сел, в которых действует шариатское самоуправление. Создание реальных структур этого самоуправления. И параллельно постепенное разоружение отрядов боевиков – естественно, при полной амнистии всех участников конфликта.



(Людям, которые боятся шариата, замечу, что и сейчас по всей Чечне российское законодательство вообще не действует, а правит беспредел и воля Кадырова – но в России это мало кого волнует. Шариат был бы в этой ситуации огромным шагом вперед.)



Думаю, если ваххабиты добьются реальных гарантий нормальной жизни по своим законам, это будет достаточным аргументом для отказа от джихада. Единственный способ это проверить – попробовать.



(На днях Юнус-Бек Евкуров, человек вообще-то здравый и хороший, сказал глупость: заявил, что не допустит боевиков к выборам в Ингушетии. Всех кандидатов, мол, будут проверять на предмет связи с подпольем. Непонятно, что он имел в виду – боевикам на эти выборы совершенно положить, это для них кафирские игры. Российская власть должна, наоборот, мечтать, чтобы они пошли на выборы, включились бы в российский политический процесс.)



Есть такое мнение, что боевики – террористы, а с террористами нельзя вести переговоров. Как со всеми голословными утверждениями, спорить с ним трудно. Очевидно, изначально имелась в виду идея: не надо поощрять терроризм, идя на уступки террористам во время захвата заложников, самолетов и т.п. Но на Кавказе-то война идет. Силовики там точно так же запугивают население, захватывают и убивают заложников. Там стоит вопрос не об удовлетворении требований каких-то террористов, а о прекращении войны. Почему с ними нельзя вести переговоры, не понимаю.



(Есть еще такое эмоциональное ощущение, что переговоры нельзя вести потому, что ваххабиты совершили страшные преступления – взрывы домов, Беслан и т.д. Это правда – как и то, что русские войска убили в Чечне порядка ста тысяч человек. Вопрос только в том, стоит ли продолжать.)



России надо понять, что Кавказ – это колонизированная территория. Принять этот факт. Не делать вид, что они добровольно присоединились. Понять, что тут неизбежно будут те проблемы, которые бывают в колониях. Вспомнить, что большинство стран, осознав это, решили из колоний уйти. Это не единственный выход. Но, если остаешься, надо договариваться с этими обществами. Можно, конечно, мочить сепаратистов и давать денег князькам – но этим мы проблему не решим, а только замнем. Значит, через двадцать, пятьдесят, сто лет опять будет война. Мы этого хотим? Хотим, как говорят американцы, «перекинуть горячую картофелину» детям?



(В случае с Чечней этот вопрос совсем патовый. Вы верите, что Чечня согласится жить в России после того, как был убит каждый десятый чеченец? По-моему, шансов нет. Сейчас там Кадыров, перед которым все трепещут, но глубину скрытой ненависти к России трудно измерить. На первом же повороте Чечня снова постарается соскочить. Зачем тогда все?)



Есть правда вероятность, что Россия подсознательно хочет войны. Помню, прошлой зимой столкнулся с каким-то пьяным мужиком и почему-то остро ощутил, что люди хотят войны. Не мелкой чеченской, а настоящей, которая бы снова дала смысл нашему существованию.



"Русский репортер"

Автор: Шура Буртин

Комментарии () Версия для печати

Добавить комментарий

Orthodox 02 Ноября 2009г.
Ответить

Чтобы был мир, правительству России надо: - признать геноцид всех нечеченцев в Чечне в начале 1990-х, - отделить от России мусульманские республики, - выслать из России большую часть муслимов на свою родину А еще мне понравился один чеченец, который сказал: Во время войны я жил в Москве, но после Хасавюрта я поехал в свою шариатскую Чечню. Я не нашел там че-гивар и бойцов за справедливость. Я нашел там разбой и подлость

Alexey 02 Ноября 2009г.
Ответить

Много слов, но реально дельные слова по поводу: _QUOTEЛюдям, которые боятся шариата, замечу, что и сейчас по всей Чечне российское законодательство вообще не действует, а правит беспредел и воля Кадырова — но в России это мало кого волнует. Шариат был бы в этой ситуации огромным шагом вперед. Если автор говорит правду, что в Чечне правит беспредел и воля Кадырова, то все встает на свои места... люди борются с этим беспределом! А 20-летняя молодежь – это сама...
Читать дальше

Яндекс.Метрика