Дольше века длится жизнь

В уходящем году отметила столетний юбилей Рауза Кастрова, старейшина татарской общины Москвы.



На групповом семейном фото, сделанном в августе 1917 г. в Касимове, родном городе Раузы Ахмедовны, ещё ничто не предвещает близкой беды. Рауза, которой не исполнилось шести лет, доверчиво заглядывает в объектив. Рядом молодые родители в национальной одежде, чуть поодаль дед и бабушка. Взрослые – степенные и достойные. Дружная и крепкая семья крупного купца – торговца мехом, у которой в древней столице Касимовского ханства свой большой дом, магазины, выстроенная на семейные деньги Ханская мечеть.



Сегодня Рауза Ахмедовна, возможно, последняя, кто в деталях помнит уютный быт купеческого дома с его размеренным житьём – религиозными праздниками, семейными обедами, весёлыми гостями. Всё рухнуло в одночасье: национализировали дом, землевладения, загородный особняк и магазины, жить пришлось в тесноте у родственников, а после смерти отца всей большой семьёй уехали от начавшегося голода к московским родственникам, поселившись в Татарской слободе Замоскворечья.



В Москве жил Салих Ерзин, дед по материнской линии. Это на его пожертвования выстроили в 1904 г. Соборную мечеть в Мещанской части. Салих приехал в Москву подростком, начал помощником продавца. Владелец магазина заметил: парень отличается абсолютной честностью – копейки лишней не возьмёт. Почувствовав приближение старости, хозяин предложил Салиху жениться на его дочери. Ему и оставил дом с магазином. А миллионером Салих Юсупович стал как раз благодаря своей порядочности. Среднеазиатские купцы, торговавшие в Москве шёлком, оставили ему нераспроданные отрезы, назначив цену товару; что получишь сверх того, сказали, оставь себе. Вернувшись с караваном через год, получили деньги сполна. И тогда все караваны из Бухары и Хивы начали привозить товар в магазин Ерзина.



Почти вся первая половина жизни Розочки (так по-русски стали называть Раузу) прошла в Татарской слободе. Рядом был дом Асадуллаева, где тогда, как и теперь, помещался татарский культурный центр, невдалеке Историческая мечеть, в школе при которой в 20-30-е годы девушка изучала коран. Близко было и здание Радиокомитета, в финансовом управлении которого Розочка работала сначала счетоводом, потом экономистом.



Здесь на занятиях комсомольского политкружка (!) она познакомилась и подружилась с Юрием Левитаном, впоследствии самым выдающимся «радиоголосом» страны. В девять утра, когда начинались занятия в политкружке, Юра обычно кемарил на кожаном диване. «Молодой человек!» – с ироничной бесцеремонностью обращалась к нему Розочка, которая была старше его на три года, и Левитан вскакивал, уступая ей удобное место.



Лишь позже она поняла, почему он всегда сидел сонный: Сталин, услышавший однажды ночью, как неизвестный ему диктор читает в эфире передовицу «Правды», немедленно позвонил в Радиокомитет и потребовал, чтобы текст его завтрашнего доклада на съезде партии читал только «этот голос». После чего на утренние новости «забронировали» Левитана, и начинать рабочий день ему приходилось в семь утра.



Однажды в эфире Юрий оговорился, сказав «Ленинград на Волге». С тех пор любимым развлечением кружковцев было, подойдя с указкой к географической карте, медленно вести по синей жилке Волги и недоуменно спрашивать: «Юра, не подскажешь, а где здесь Ленинград?» Левитана эта повторяющаяся шутка приводила в бешенство. И Рауза вместе со всеми заливисто смеялась над приятелем.



В те незабытые 30-е она много смеялась. Была хорошая компания: собирались в доме Асадуллаева – пели, читали стихи. Душой той компании был Муса Джалиль, в то время не столько известный татарский поэт, сколько журналист. Раузе он запомнился тем, что в клубе играл на мандолине. Как-то Муса пригласил Раузу в театр. Она, увлечённая театралка, долго сомневалась, но всё же отказалась: в те годы идти в театр девушка могла только в туфлях на высоком каблуке, а Муса Джалиль и без того был ниже её – вот и не решилась Розочка нечаянно унизить приятеля.



Впрочем, беззаботное время вскоре кончилось. Кастровы числились «лишенцами»: наследников купца I гильдии лишили избирательных прав. До поры до времени это не очень угнетало, однако в 1936-м после вечера в честь 8 Марта мать вернулась в подавленном настроении – через несколько дней придётся покинуть Москву. Местом ссылки назначили посёлок Акбулак в далёкой Оренбургской области. Правда, начало репрессивного периода было, говоря словами Ахматовой, временем сравнительно вегетарианским: ехали бесплатно, с собой позволили взять необходимые вещи и даже мебель. В нынешней квартире Раузы Ахмедовны, где она меня поила чаем и угощала чак-чаком, до сих пор стоит доставшийся ей от родителей массивный резной буфет с растительным декором эпохи модерн. «Этот буфет мы повезли с собой в ссылку, а через год сестра привезла вот эту кровать», – Рауза Ахмедовна указала на высокую резную спинку широкой старинной кровати. Грузить вещи помогали специально выделенные рабочие, на вокзал багаж везли в предоставленном грузовике… Сейчас мало кому известная и странная забота НКВД о ссыльных.



В Акбулаке Розочка долго не могла найти работу и обратилась за помощью к начальнику местного управления того же НКВД. Он нашёл ей место бухгалтера на машинно-тракторной станции.



- Вы хотя бы знали, за что вас сослали? – спрашиваю Раузу Ахмедовну.



- Как не знать! У отца на двоих с братом была мельница на озере и при ней дача. А какой дом в Касимове! Два моих брата уже отбывали ссылку. Как же нам было её избежать?!



Вернуться в Москву удалось только через три года. Но в документы, разрешающие въезд в Москву, не вписали мать. По тогдашнему положению, люди старше 60 высылке не подлежали. Но кому-то приглянулась их квартира в Малом Татарском переулке – вот мать и «подверстали» к высылаемым, чтобы квартира была свободна. А так как высылка пожилой женщины была противозаконной, в документах её не обозначили. Пришлось сначала вызволять маму из Акбулака, потом отсуживать квартиру, занятую предприимчивыми соседями. Повезло, считает Рауза Ахмедовна: за дело взялся один из ведущих адвокатов Москвы – до сих пор она дивится его красноречию. Сумел так повернуть дело, что семье «захватчиков» дали другую квартиру, а Кастровых вернули в свою.



А недавно столетняя москвичка, узнав о реставрации Соборной мечети, внесла что имела – 10 тыс. руб. Теперь сокрушается: деньги-то пошли не на ремонт, а на разрушение.



100lichnost.ru