Максим Шевченко: Без Кавказа Россия теряет смысл, превращается в выхолощенный бренд

23-30 октября в ряде городов Дагестана прошли заседания «круглых столов» в рамках проекта, выдвинутого известным общественным деятелем и журналистом Максимом Шевченко, под названием «Мир Кавказу». Об идее проекта, о мнениях вокруг него М. Шевченко любезно согласился рассказать в интервью агентству IslamNews.



- Максим Леонардович, как зародилась идея проекта «Мир Кавказу»? И в чем его суть?



- Она появилась из моего видения Кавказа, внутреннего чувствования Кавказа, многих лет работы на Кавказе и общения с кавказцами. Она родилась из моего горького видения того, как прекрасный золотой человеческий ресурс Кавказа гибнет в братоубийственной войне на протяжении десятилетий. Уже второе десятилетие пошло, как все это происходит. Идея вышла из моего внутреннего понимания того, что кавказцы являются уникальными на европейском пространстве. Это люди, сохранившие воинские традиции, символы и внятное понимание мужественности и женственности, т.е. традиционную этику, и одновременно имеющие доступ к высокотехнологической современной цивилизации. Я считаю, что социальная, экономическая и какая угодно деградация Кавказа организуется специально, чтобы отрезать мусульман и отрезать Кавказ от современного технологического пространства Европы.



Как член Общественной палаты я вышел с этой идеей на руководство ОП. Меня поддержали в моей комиссии: Николай Сванидзе и другие коллеги. И вот таким образом я начал претворять в жизнь то, о чем давно мечтал, и то, что является очень важным смыслом моей жизни.



- Насколько я понимаю, эта идея не была, что называется, подкинута Вам со стороны?



- Не было такого, чтобы меня мог вызвать кто-то из Кремля и сказать: "Вот, давайте, я вам приказываю заниматься Кавказом". Какие бы фамилии тут не называли, я скажу, что это полная ерунда. Мне нельзя поручить делать то, что противоречит моим взглядам и убеждениям. Я этого никогда делать не буду. В данном случае этот проект родился в моей голове, и его источником является только мое отношение к Кавказу и России.



- Как эту идею восприняли в Дагестане?



Это лучше спросить у самих дагестанцев. Я знаю радикальную позицию по этому вопросу. Когда я ехал туда, сайт «Гураба», не разобравшись ни в чем и переврав все на свете, даже угрожал мне. Но сейчас я не могу комментировать эти угрозы без смеха. А что касается реакции в Дагестане, я так сформулировал бы: как всегда в Дагестане все удовлетворены и все недовольны. Недовольны потому, что в Дагестане каждый князь. Некоторые думали, что мой приезд и мой проект содействовал усилению кого-то. Сторонники Саида Джафаровича полагали, что мы усиливали Муху Гимбатовича. А сторонники Муху Гимбатовича считали, что мы усиливали еще кого-то там.



Я отношусь к дагестанцам с симпатией и любовью. Хочу сказать, что единственное наше желание – это пойти путем золотой середины, не в угоду конкретному лидеру в борьбе за власть в Дагестане. Избави Бог меня от участия в таком кошмаре, который я наблюдал в 90-е годы. Практически все, кто тогда боролся, кроме Гаджи Махачева, мертвы. И поэтому я в этом больше никогда не буду принимать участие. Я и тогда не принимал, но все происходило на моих глазах. Это я могу просто сразу сказать дагестанцам.

Но я надеюсь, что наш проект усилил сам Дагестан. Он показал дагестанцам, как можно находить взаимопонимание в открытом диалоге между властью и обществом.



В этой поездке нас сопровождал Абдуррахман Гусейнов, начальник Управления информационной политики и пресс-службы президента Дагестана. Спасибо ему за организацию всей этой поездки. Он просто ни на шаг от нас не отходил. Понятно, что власть волновалась, потому что у меня в Дагестане тоже имидж. Харун Курбанов, нынешний министр информации Дагестана, про меня в «Дагестанской правде» статьи писал и обвинял меня в ваххабизме. Мне кажется, что власть поняла, что ей не надо бояться открытого диалога с обществом.



А общество самое разнообразное: от салафитских джаммаатов, представители которых выступали у нас, до либеральной оппозиции, все поняли, что диалог с властью возможен, что просто надо уметь организовывать это дело. Поэтому я надеюсь, что реакция в Дагестане, несмотря на отдельное ворчание и отдельные нюансы, которые всегда в Дагестане есть, были и будут до конца времен, положительная.



- Этот проект, по Вашим словам, направлен на совместное интеллектуальное конструирование будущего. А почему бы не распространить его на всю Россию?



- Считайте это моей политической гипотезой, но я думаю, что ключ к политическому будущему России лежит на Северном Кавказе. Борьба за то, чтобы Северный Кавказ остался вместе с Россией, является борьбой собственно за Россию. Без Северного Кавказа Россия теряет смысл, она превращается в выхолощенный бренд. Она, на мой взгляд, во многом потеряла смысл с распадом Советского Союза как Россия. Она станет уделом вот таких людей как поткины и разнообразных батюшек.



Я в России бываю в разных регионах, беседую с людьми. Там как раз организовываются площадки для диалога. Проблема в том, что к Кавказу нельзя подходить с такими же мерками, как ко всей остальной России. Это особая территория, особой судьбы, особых отношений с центром и с Россией, кстати, особого менталитета, особого цивилизационного статуса. Я бы ввел такое понятие – цивилизационный статус. В общем, на Кавказе много очень важных особенностей. Поэтому мой проект касается именно Северного Кавказа. Безусловно, такие же открытые площадки мы проведем в других субъектах и республиках Северного Кавказа. В Ингушетии, наверное, будет следующая. Проведем и в Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, Адыгее, в Ставропольском крае, по крайней мере, в той его части, которая примыкает к горам, и в Краснодарском крае.



Кавказцы – это не только коренные народы Кавказа, многие русские живут там уже столетиями, они тоже стали кавказцами. Поэтому когда мы говорим о регионе, мы говорим в целом о регионе.



Кавказ и юг России, примыкающий к Кавказу, всегда был, есть и будет, мне кажется, политическим ключом к России. Недаром гражданская война начала 20-го века шла в основном там, вокруг Кавказа и на юге России. Именно в битве за сердца и умы кавказцев большевики выиграли эту войну, победив в сердцах кавказцев, представив им проект, который, казалось, был проектом справедливости, братства, равенства и свободы. И поэтому тогда они выбрали большевиков, а не белое движение, которое нудно и упорно что-то такое бубнило о «великой и неделимой», не прописывая роли, места, функции и будущего Кавказа, отводя кавказцам роль каких-то цивилизованных туземцев в составе какой-нибудь «дикой дивизии». Когда говорят об этой «дикой дивизии», мне кажется, что не надо этим особенно кичиться. Это добровольческое военное соединение для беков. Да, конечно, храбрые люди в ней служили. Но сколько можно ассоциировать кавказцев с «дикой дивизией»?



Кавказ в советское время был центром высокого интеллектуального действия, он обладает десятками ВУЗов очень высоко уровня, пока еще выживших ВУЗов. Там были военные институты, академические ВУЗы, там была наука очень высокого качества. Десятки тысяч кавказцев из числа кавказских народов являются учеными, высочайшего уровня, которые работают в Москве, СПб и других городах. Поэтому ваш вопрос распространить проект на Россию… Не знаю! Россия – она совсем другая.



- В силу специфики Вашей деятельности Ваш проект понимают как проект работы с мусульманами. Так ли это?



- Это ошибка. Он называется «Традиции и модернизация». Я пытаюсь организовать проект, который бы помог людям самим сконструировать свое будущее, сохраняя свою высокую традицию. Это уже им самим решать, какую. Дагестанцам, ингушам, кабардинцам, карачаевцам, адыгам – это, наверное, исламскую традицию, а для осетин и других жителей Северного Кавказа, может быть, христианскую. А для кого-то это какая-то другая традиция. Сами пусть люди решают, что им ближе.



Я специально дистанцируюсь от религиозного фактора как доминирующего при определении этого проекта. Я хочу, чтобы проект носил социально-интеллектуальный характер. Мусульмане в нем участвуют или немусульмане, это уж самим участникам решать. Те, кто включается в проект, тот и создает ему рамки. Если это мусульмане, то в нем и мусульманская составляющая важна. Если немусульмане, то немусульманская составляющая. Мне кажется, что вопросы и проблемы развития и модернизации должны решаться независимо от конфессиональной принадлежности и взглядов. Я не хочу заниматься никаким умеренным салафизмом, который мне приписывают по глупости и по неведению, или еще какими-то такого рода проектами.



Когда извне давят на Кавказ и учат мусульман, какими им быть, это, мне кажется, странно выглядит. Надо уметь разговаривать с людьми и делать так, чтобы люди сами вкладывались в свое будущее. Если люди вкладываются в свое будущее мозгами, деньгами, если угодно, судьбами, то они этим будущим дорожат гораздо больше, чем если за них это будущее конструируют где-то в Москве, в Лондоне или в Вашингтоне.