Закатают ли в асфальт расстрелянных имамов

Расстрельное дело «врага народа»

Во дворе Тобольской каторжной тюрьмы, ставшей в наши дни музеем, в 1937-1938 годы по приговорам "троек" расстреляли и там же закопали две с половиной тысячи человек.

Здесь в общей "братской" могиле покоятся (если это слово уместно в данном случае) и имамы мечетей близлежащих районов, казненные по линии Тобольского оперсектора НКВД во исполнение спущенного сверху лимита по "первой категории" – расстрелу. В их числе 66-летний мулла Низамутдин Хуснутдинов, имам мечети Юрт Утяшевских Ярковского района, которого земляки уважительно называли Хаджи-бабаем, как человека, совершившего хадж в Мекку.

В Сибирь Низамутдин Хуснутдинов приехал с семьей и родственниками из деревни Эндерче Казанской губернии в 1909 году по столыпинской реформе. Было ему тогда 38 лет. Реформы Петра Столыпина благотворно сказались на "сибирской умме". В селах и городах Зауралья переселенцы из Поволжья строили новые мечети, открывали при них медресе. "Птенцы гнезда Столыпина" стали "свежей кровью" для местных мусульман, ориентированных в ту пору в большей степени на Бухару, чем на Поволжье, поскольку духовными делами в Сибири с кучумовских времен занимались бухарцы.

Обустроившись на новом месте, возвели мечеть в Юртах Утяшевских и братья Хуснутдиновы. Хаджи-бабай, глубоко религиозный человек, проживший во время поездки в хадж целый год в Аравии, чтобы полностью овладеть арабским языком, стал имамом Утяшева. Деревня, где к приезду "казанских татар" было всего четыре дома, преобразилась, выросли добротные дома. Новые жители оказались людьми трудолюбивыми, имели много живности (лошадей, коров, овец), пахали, сеяли, молились Богу и рожали детей. Хаджи-бабай работал вместе со всеми в поле, растил семерых детей, их имена: Габдулхак, Асия, Закия, Факия, Халлак, Файруза, Гапсамат. Мулла был и земледельцем, и печником, и столяром, делал оконные рамы, казалось, нет ремесла, не знакомого ему.

В 1921 году в Западной Сибири вспыхнул крестьянский бунт. Доведенные до отчаяния рейдами продразверсток, первыми против Советской власти поднялись крестьяне Ишимского уезда. Терпение трудяг лопнуло, когда власть начала изымать семенное зерно. За считанные дни пламя восстания перекинулось на соседние уезды и области. Противоборствующие стороны были одинаково беспощадны друг к другу.

По рассказам потомков Хаджи-бабая, в деревне Черноярка красные загнали в сарай более тридцати человек и заживо сожгли. В огне погиб и самый младший брат Хуснутдиновых – Минвали. Узнав об этом, мулла Юрт Утяшевских жестко поговорил с командиром красноармейцев, и это не прошло ему даром. Хуснутдинова арестовали. В 20-е годы еще не было того беспредела, который наступил в тридцать седьмом, из пальцев обвинения еще не высасывали, поэтому Хаджи-бабаю в двадцать первом году удалось избежать обвинений в контрреволюции. Благодаря старшему сыну Габдулхаку, который служил у красных, и мог сказать слово в защиту отца, Хаджи-бабая освободили через полгода заключения.

В тридцатом году же, когда началась повальная ссылка мулл, старший сын уже не мог заступиться за отца. Хаджи-бабая с женой Раисей и тремя младшими детьми сослали в Остяко-Вогульский край, в поселок Самарово на месте нынешнего Ханты-Мансийска. Семь лет семья находилась в ссылке. Жили в бараках и строили будущую столицу Югры.

Весной тридцать седьмого года 66-летний Хаджи-бабай вернулся в Юрты Утяшевские, возможно, полагая, что теперь, на старости лет чекисты оставят его в покое и остаток дней жизни он проведет в молитвах.

Но не тут то было. Летом 1937 года политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление "Об антисоветских элементах", которое положило начало массовым расстрелам по лимиту. Постановлением предписывалось: "…Взять на учет всех возвратившихся на родину кулаков и уголовников с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и были расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки, а остальные менее активные, но все же враждебные элементы, были бы переписаны и высланы в районы по указанию НКВД".

Всего полгода провел Хаджи-бабай в кругу родных в Утяшевских Юртах. Чекисты пришли за ним 9 сентября 1937 года. Пожилого человека на повозке сначала доставили в районный центр село Ярково, оттуда в Тобольскую тюрьму. Муллу обвинили в участии в контрреволюционной повстанческой организации и попытке свержения советской власти вооруженным путем. Никаких организованных в группы повстанцев в тридцать седьмом, понятное дело, в Сибири не существовало, но НКВД надо было выполнять лимит по расстрелу – 11 тысяч человек по Омской области, в состав которой тогда входили южные районы нынешней Тюменской области.

Спустя много лет, уже после войны, один из чекистов по фамилии Ляпцев на допросе рассказывал заместителю тюменского прокурора: "Первые аресты производились на основании имеющихся у нас материалов об антисоветских действиях этих лиц, а потом уже некогда было обрабатывать эту документацию, и арестовывали просто определенных граждан, которые нам заказывались. При этом нам говорилось, что нужно вскрывать контрреволюционную группировку. Но для вскрытия таких группировок времени не хватало. Поэтому мы не могли разрабатывать арестованных ни оперативным путем, ни следственным. Вполне понятно, что проходящие по многим делам нашего горотдела НКВД группировки фактически не существовали*".

Сентябрь-октябрь 1937-го – время апогея красного террора, когда за день чекисты и "добровольцы" из числа партийных деятелей расстреливали по несколько сот человек. В Тобольске, в отличие от Тюмени, людей расстреливали не в подвале, а тут же, возле огромной ямы с трупами. Об этом рассказывал тот же чекист Ляпцев в интервью: "В 1938 году меня в Тобольск перевели. Вы знаете, там и стреляли, и хоронили прямо в тюрьме. Место вам, конечно, известно…

- У больничного корпуса. Но там так тесно.

- А они всю землю выбрали, укладывали одних на других. Это же изгальство просто, а? Тут и трупы лежат, и новых привозят на расстрел… У нас же в Тюмени более культурно расстреливали. Вот вас ведут, вы и не встретите никого. Мертвые за загородкой. Вы вещи оставили, зашли, вам объявляют приговор, ставят на колени и расстреливают. Стреляют, конечно, в затылок".

Родные еще долго после ареста ждали Хаджи-бабая. "Наверное, отправили как хорошего мастера куда-нибудь на всесоюзную стройку, а домой писать запрещают, потому что стройка секретная", – говорила детям и внукам супруга Раися (она ушла из жизни в 1957 г.). Детям и в голову не могло прийти, что отца расстреляли. Граждане страны, "где так вольно дышит человек", были лучшего мнения о своем государстве.

Шесть детей Хаджи-бабая ушли из жизни, так и не узнав о трагической участи отца. Только дочь Файруза на закате лет узнала, что отец ее умер не на всесоюзной стройке. От положенных льгот детям репрессированных она отказалась. Собравшись, родные провели поминальную трапезу, читали Коран и возносили дуа Всевышнему…

Мечеть, построенная братьями Хуснутдиновыми, долгое время служила пунктом приема молока, затем ее разобрали на стройматериал для колхозной пасеки. Давно уже нет Юрт Утяшевских. Татарский аул поглотила соседняя деревня Верхнее Сидорово, однако до сих пор небольшую площадку в татарской части деревни, где стояла мечеть, местные жители называют "мечеть урамы".

Недавно внук муллы Яхия Габидуллин, сам уже пенсионер, побывал на месте расстрела деда во дворе Тобольской тюрьмы, встретился с директором музея.

"Мне показали место, где в советское время при копке траншеи рабочие наткнулись на человеческие кости, – рассказывает Яхия Хафизович. – Там было много костей, тела свалены друг на друга. Все закопали обратно, сверху уложили плиты, чтобы машины не проваливались, трассу повели по другому участку".

"Я не знаю, что делать, куда обратиться, – продолжает пенсионер. – Я не хочу, чтобы по костям моего деда и других безвинно расстрелянных людей ездили машины или трактора. Я готов сам идти и копать, чтобы по-человечески перезахоронить останки. Не обязательно перекапывать весь двор. Сегодня наверняка есть оборудование, которое определяет, где лежат кости. Вон с какими почестями похоронили царскую семью! К безвинно убитым у государства должно быть такое же отношение".

На днях внук Хаджи-бабая обратился с письмом в адрес губернатора Тюменской области Владимира Якушева. В обращении говорится, что в настоящее время на территории хоздвора бывшей Тобольской тюрьмы (ныне музея) работает тяжелая техника, укладывается асфальт, в будущем сюда будут приходить группы экскурсантов и любоваться достопримечательностями старинного Тобольска. (Тюрьма-музей находится на территории Тобольского кремля, самого посещаемого туристами места. – Авт).

«Сердце обливается кровью, когда мы, наше поколение, зная о том, кто лежит под нашими ногами, будем любоваться красотой исторических памятников. А наша история затоптана, заасфальтирована», – говорится в письме. Яхия Габидуллин сегодня призывает глав региональных духовных управлений и православных священников сообща добиваться перезахоронения останков, ходит по мечетям и церквям, и находит поддержку.

"Надо по-людски похоронить безвинно убитых, оградить территорию, поставить обелиск, но чтобы на нем не было никакой религиозной символики, потому что в одной большой яме лежат люди разных вероисповеданий, и татары, и русские, и китайцы, и поляки, и евреи, и немцы", – говорит внук Хаджи-бабая.

В Тюмени, кстати, на месте массового захоронения жертв красного террора в Березовой роще поставили памятный крест. Бытует в областном центре среди мусульман мнение, что ислам запрещает установку на месте захоронений памятников с мусульманской символикой, но от этого вряд ли легче тем потомкам репрессированных мусульман, которые, приходя в День памяти жертв политических репрессий в Березовую рощу, видят крест на "братской могиле". Высоцкий ошибся, сказав, что на братских могилах не ставят крестов.

В Тобольской каторжной тюрьме по постановлению "Об антисоветских элементах" были расстреляны имамы мечетей: Али Кабаев и Абубакир Юнусов (Юрты Бегишевские), Абдулганий Исхаков (Тоболтура), Халитук Кучаров (Юрты Матушинские), Хайрулла Речапов (Юрты Епанчинские), Хамитулла Абайдуллин (Кускургуль), Хамит Ахметов (Юрты Тохтагульские), Кабир Бикшанов (Юрты Кульмаметьевские), Ханафи Барсуков (Лайтамак). На территории Тюменской области во исполнение лимита по «первой категории» массовые казни в 1937-1938 годах осуществлялись в пяти оперсекторах НКВД: Тюменском, Тобольском, Ишимском, Ямало-Ненецком и Остяко-Вогульском.

Двор Тобольской каторжной тюрьмы, где происходили массовые расстрелы. Фото с сайта Тобольского музея-заповедника

Внук Хаджи-бабая Яхия Габидуллин

*Слова чекиста Ляпцева из допроса и интервью приводятся по книге Р.С.Гольдберга "Книга расстрелянных. Мартиролог погибших от руки НКВД в годы большого террора (Тюменская область)"

Автор: Калиль Кабдулвахитов

Комментарии () Версия для печати

Добавить комментарий

Яндекс.Метрика