Галина Кожевникова: Российский журналист некомпетентен и страдает ксенофобией

Обложка журнала "Эксперт", вышедшего сразу после бесланских событий. На ней не было изображено ничего, кроме руки, сжимающей окровавленный полумесяц

Обложка журнала "Эксперт", вышедшего сразу после бесланских событий. На ней не было изображено ничего, кроме руки, сжимающей окровавленный полумесяц

Теги:





0
05 Октября 2009г. (15 Шавваль)
Московские СМИ в отличие от региональных коллег гораздо чаще используют "язык вражды". Сомнительная "заслуга", если не в формировании, то в поддержании негативного этнического или религиозного стереотипа, также, в основном, принадлежит журналистам, пишет правозащитница Галина Кожевникова в исследовании на тему "Журналисты о религиозных группах: между некомпетентностью и неприязнью". Текст опубликован на сайте информационно-аналитического центра "Сова".



"У многих журналистов, особенно у репортеров, отсутствуют навыки профессиональной реакции на нестандартные ситуации, – утверждает автор. – И когда происходит нечто неординарное, первая реакция журналиста оказывается непрофессиональной. В результате, вместо сдержанного и всестороннего описания событий в эфир и на страницы газет часто попадают панические слухи, как правило, окрашенные бытовыми ксенофобными представлениями сотрудника СМИ".



Так было, например, после "Норд-Оста", когда античеченская, антикавказская и антимусульманская риторика выросли на порядок по сравнению с обычным уровнем.



Так было во время бесланских событий, упор в освещении которых был сделан на противопоставлении "православной Осетии" "мусульманским" (в первую очередь, "чечено-ингушским") террористам. Между тем, религиозный фактор в Беслане если и присутствовал, то явно не доминировал – Беслан является в значительной степени мусульманским городком в действительно преимущественно православной республике, а террористы никак не различали заложников по принципу вероисповедания, – утверждает Кожевникова.



Она замечает, что часто журналист приносит профессионализм в жертву бытовой ксенофобии и негативным стереотипам.



Журналист может употреблять термин, уже имеющий широкое хождение в обыденной речи и несущий ярко выраженную негативную нагрузку (например, слова "секта", или "ваххабит"). Таким словом, появившимся в начале 2000-х годов, стало "шахидка". Мусульманские религиозные деятели, а также специалисты-арабисты неоднократно заявляли, что это оскорбительно для мусульман. Например, еще в 2004 г. муфтий Нафигулла Аширов обратил внимание зрителей НТВ на то, что представители власти и прессы используют слово "шахид" и другие религиозные термины в негативном контексте, фактически не понимая их значения, пишет автор. Далее Кожевникова объясняет истинный смысл этого слова.



Специалисты даже пытались предложить журналистам для использования другой термин – "ассасин", имеющий в первую очередь политическую окраску, однако было уже поздно: неправильное значение слова прижилось и активно использовалось при любом подозрении на террористический акт, замечает автор.



По ее словам, перелом случился лишь после вмешательства государства: в ноябре 2005 года стало известно о некоем неформальном циркуляре "из Кремля", которым фактически вводился запрет на использование религиозных терминов при освещении негативных событий на Кавказе. Только после этого некорректное использование исламских религиозных терминов постепенно стало уходить.



Часто журналисты спекулируют на исламской тематике в заголовках или анонсах. Эти фразы могут полностью исказить содержание самого текста, – замечает Кожевникова.



Так, например, 13 июня 2007 г. "Московский комсомолец" опубликовал заметку о молодом человеке из Дагестана, подозреваемом (подчеркнем – только подозреваемом) в подготовке теракта в Москве. Озаглавлена она была "Ислам готовил теракт в Москве".



Вряд ли нужно объяснять, как воспринимается такой заголовок теми, кто априори уверен в том, что "все террористы – мусульмане", и теми, кто исповедует ислам. А в реальности заметка говорит лишь о том, что Ислам – это имя подозреваемого молодого человека.



Еще хуже выглядит заголовок "Русская рана Корана: Они сменили имена, родину и взяли веру врага" (Московский комсомолец. 07.04.07). В отличие от многих случаев, этот заголовок вызвал скандал всероссийского масштаба, вплоть до официальных заявлений Совета Муфтиев России. Павел Гусев, главный редактор газеты, опубликовавшей статью (в целом также антиисламскую), был вынужден публично извиняться.



Правозащитник утверждает, что журналист не всегда способен отделить реальную проблему от существующего этнического или конфессионального стереотипа.



"Подавляющее большинство публикаций и телерепортажей, посвященных парижским событиям в российских СМИ, представляли парижские погромы как противостояние "белой христианской Европы" "черным мусульманам-иммигрантам", в то время как этнорелигиозный фактор в этих событиях, хотя и присутствовал, но был крайне незначителен", – приводит пример автор.



Основным пафосом происходившего был социальный протест бедных неблагополучных предместий. Участниками этих событий были в подавляющем большинстве граждане Франции и далеко не все они были "черными мусульманами". У нас же расистская точка зрения на эти беспорядки не просто доминировала – спустя уже три года после парижских событий она продолжает быть практически единственной версией, которая активно используется в антимигрантских кампаниях, проводимых время от времени в российских СМИ.



Между тем, о несостоятельности "мусульманской" версии парижских погромов свидетельствует хотя бы то, что во Франции не было никаких насильственных действий в ходе разразившегося спустя всего лишь четыре месяца после основных беспорядков скандала, связанного с датскими карикатурами. Французские мусульмане (а в случае с карикатурами они выступали именно как мусульмане) ограничились мирными демонстрациями протеста и судебными исками, – констатирует Кожевникова.

Комментарии () Версия для печати

Добавить комментарий

Яндекс.Метрика