Кадыров: новый этап постсоветской истории Чечни

«Чеченский революционный опыт» продемонстрировал со всей очевидностью, что слабые государственные институты не могут гарантировать соблюдение элементарных прав человека и гражданина.

«Чеченский революционный опыт» продемонстрировал со всей очевидностью, что слабые государственные институты не могут гарантировать соблюдение элементарных прав человека и гражданина.

Теги:







0
14 Сентября 2011г. (15 Шавваль)
В эти дни ровно 20 лет назад началась новая история Чеченской республики. В сентябрьский день 1991 года в Чечне произошла смена власти. Из рук Верховного Совета Чечено-Ингушской Республики власть перешла к Общенациональному Конгрессу Чеченского народа (ОКЧН). Смена власти в тогдашней Чечено-Ингушетии вовсе не походила на бархатные революции в Центральной и Восточной Европе и даже на «краснопресненский майдан» в Москве. Этим событиям а также роли молодого главы Чечни Рамзана Кадырова в новейших событиях в республике посвящена статья политолога Алексея Лиманова, опубликованная на сайте Caucasus Times. Публикуем ее без изменений и сокращений.



В Москве сентябрьские события в Грозном двадцатилетней давности воспринимали по – иному. Тогдашний исполняющий обязанности председателя Верховного Совета России (недавний герой Белого дома) Руслан Хасбулатов охарактеризовал действия ОКЧН как «народное восстание против партийно-бюрократической диктатуры». Из Белого дома в Москве в столицу Чечено-Ингушетии отправилась телеграмма: «Дорогие земляки, с удовлетворением узнал об отставке председателя ВС республики (об эксцессах этой отставки Руслан Имранович предпочел умолчать – С.М.). Возникла, наконец, благоприятная политическая ситуация, когда демократические процессы, происходящие в республике, освобождаются от явных и тайных пут уходящей со сцены партийной бюрократии».



«Надо сказать, что правоохранительные органы Чеченской Республики все жестче и жестче контролируют ситуацию и больше берут на себя ответственности. Более того, к сожалению или к счастью, могу констатировать, что часто и работают более эффективно, чем федеральные силы, ответственно подходят к решению задач». Последний процитированный фрагмент принадлежит уже не Руслану Хасбулатову. Эта оценка была дана накануне отмены КТО в Чечне российским «национальным лидером» Владимиром Путиным. Похоже, российская федеральная власть (несмотря на существенную ротацию ее высших представителей) так и не может избавиться от такого явления, которое скандально известный писатель Салман Рушди назвал «вирусом оптимизма».



В 1991 году союзником Москвы был демократ Дудаев («демократом, трезво оценивающим нынешнюю ситуацию в республике» называл неистового Джохара Руслан Хасбулатов), в 2011 году таковым является «государственник» и герой России Рамзан Кадыров. Сегодня именно ему сдаются боевики (правда, ему лично, а не российской власти). Именно он сегодня готов исполнить любой приказ президента, будь то отправка чеченских спецподразделений в Ливан, будь то любая самая деликатная миссия. В 1991 году Джохар Дудаев готов был принести не присягу российской власти, а присягу личной верности Борису Ельцину (т.е. установить систему вассально-ленных отношений), а спустя 20 лет ту же личную преданность «правящему тандему» демонстрирует Кадыров-младший. Чего нельзя сказать о его верности российским институтам власти и российскому праву. Истории свойственно повторятся. Однако этого повторения власти упорно не хотят замечать. Чечню вообще не хотели и не хотят замечать. Эта северокавказская республика давно является занозой для Москвы. На ней не сделаешь пиара, а занятие ей сродни специализации по сельскому хозяйству в советский период. Эту республику хотят спрятать, убрать «с глаз долой, из сердца вон», думая тем самым добиться ее успокоения.



Вместе с тем и власти, и немалое количество околовластных экспертов рассматривают «чеченский кризис» как некую этнографическую аномалию, региональную перверсию, не видя в упор того, что политические процессы в Чечне (в позднесоветский период в Чечено-Ингушетии) являются всего лишь отражением общероссийских (общесоюзных) тенденций, но с региональным колоритом.



Формирование чеченского этнонационального движения в конце 1980-х годов стало следствием социально-политической либерализации периода «перестройки». Его не привносили мифические «агенты влияния», американские шпионы и исламские теологи, которых потом, в середине 1990-х годов в республике станут называть «ваххабитами».



Первые неформальные общественные объединения, возникшие на территории Чечено-Ингушетии (Народный фронт, Зеленое движение) несли на своих знаменах общедемократические лозунги. В 1990 года в Чечне сформировались по сути два квазисепаратистских центра с разной степенью политического радикализма и влияния на государственные республиканские и традиционные чеченские институты. Официальные органы власти и управления ЧИАССР стояли у истоков так называемого «бархатного» сепаратизма. Сам факт назначения на пост главы республиканской парторганизации этнического чеченца (до 1989 года автономию возглавляли так называемые «русские кадры») вызвал всплеск этнонационалистических настроений у «титульного этноса» и напротив, этнические опасения у русского. В равной степени армянского, ногайского населения ЧИАССР. Но разве не то же самое мы видели в Казахстане в декабре 1986 года, когда на место «своего» Динмухамеда Кунаева был поставлен русский первый секретарь Геннадий Колбин? В Чечено-Ингушетии была обратная тенденция. Здесь решили впервые после 1957 года (возвращения чеченцев и ингушей из ссылки) попробовать кадровую «коренизацию» вместо «русификации». Однако и в том, и в другом случаях, был затронут самый деликатный национальный вопрос.



Чечено-Ингушский обком КПСС и Верховный Совет автономной республики на закате «перестройки» формально не выступали за государственную независимость Чечни. Их политика первоначально была нацелена на некоторую либерализацию в сфере гуманитарного образования и культуры. Было смягчено давление на национальную интеллигенцию, а также отменена концепция «добровольного вхождения» Чечни в состав Российского государства (за приверженность этой концепции республику был вынужден покинуть под угрозой смерти известный историк, профессор Виталий Виноградов). Более того, тогдашняя республиканская элита во главе с Доку Завгаевым находилась в фарватере официальной политики ЦК КПСС и его генсека Михаила Горбачева.



На специальном пленуме ЦК КПСС «О национальной политике партии в современных условиях» (19–20 сентября 1989 года) в качестве «инициативы с мест» был озвучен тезис о том, что «глубокие социально-экономические и культурные сдвиги, произошли в автономных образованиях». А потому, дескать, необходим специальный союзный закон о преобразовании автономных республик в составе РСФСР в самостоятельные союзные республики.



26 апреля 1990 года был принят Закон СССР «О разграничении полномочий между Союзом ССР и субъектами федерации» (закон об автономиях), который, по сути, «выравнивал» статус союзных и автономных республик. При этом официальные структуры ЧИАССР способствовали укоренению сепаратистских настроений и в органах республиканской власти, и в массовом сознании.



27 ноября 1990 г. Верховный Совет ЧИАССР, ведомый Доку Завгаевым, принял «Декларацию о государственном суверенитете Чечено-Ингушской Республики». Фактом принятия ноябрьской Декларации был нарушен Основной закон РСФСР, действовавший на тот момент. Депутаты Верховного Совета автономии произвольно изменили название ЧИАССР на ЧИР (Чечено-Ингушская республика), а также отказывались от рассмотрения ЧИР в качестве автономии в составе РСФСР. ЧИР была провозглашена суверенным государством, появившимся «в результате самоопределения» (ст.1. Декларации). Статья 4 Декларации вводила понятие «граждане ЧИР». Возникает просто эффект дежа вю! В 2003 году (т.е. после двух военных кампаний и двух периодов существования непризнанной Ичкерии) на Конституционный референдум в Чечне был вынесен проект Основного Закона Республики, одна из статей которого говорила о «гражданах Чечни».



В декларации же 1990 года указывалось, что даже если республика и вступит в «договорные отношения с другими республиками, государствами и союзом государств», то она все равно «сохраняет всю полноту власти на своей территории» (ст.14.). Декларация 27 ноября 1990 г. провозглашала землю Чечено-Ингушетии и ее ресурсы в качестве исключительной собственности республики. А статья 15 выдвигала политическое требование – республика подпишет Союзный договор только при условии возвращения «отторгнутого» у нее в пользу Северной Осетии Пригородного района. Таким образом, официальные власти Чечено-Ингушетии во многом сами выпустили «джина сепаратизма» из бутылки. Такова была цена «коренизации власти». Именно партийные лидеры ЧИР первыми на официальном уровне политически и юридически продекларировали суверенитет Чечено-Ингушетии. Впоследствии завгаевский лозунг о готовности Чечни напрямую войти в состав «обновленного Союза ССР», а не России неоднократно воспроизводил и президент непризнанной Ичкерии Джохар Дудаев.



Чечено-Ингушский обком КПСС и республиканский Верховный Совет также способствовали возникновению неформальных общественных этнонационалистических объединений, ставших впоследствии вторым сепаратистским центром (реальным, а не аппаратно-бюрократическим). Эти объединения отличались большим политическим радикализмом и могли «озвучить» те мысли, которые республиканские власти в силу понятных причин не хотели или не могли высказать. 23–26 ноября 1990 г. состоялся Первый Чеченский национальный съезд (ЧНС), поддержанный и Завгаевым. В ходе работы ЧНС было принято решение о создании независимого Чеченского государства («Нохчи-Чо»). На заседаниях ЧНС обозначились два крыла – "умеренное" и "радикальное". Если «умеренные» члены ЧНС ограничивались, по большей части, национал-демократической и антиноменклатурной риторикой, то в выступлениях «радикалов» содержались призывы к разрыву с Россией, звучали шовинистические и исламистские нотки. Постепенно ЧНС начал оттеснять официальные властные структуры с лидирующих позиций в чеченском «параде суверенитетов». Воспользовавшись поддержкой официальной власти, национал-радикалы со временем почувствовали собственную силу, вышли из-под контроля партийно-политических структур Чечено-Ингушетии и пошли по пути превращения ЧНС в самостоятельный центр силы и власти, своеобразный авангард сепаратистского движения.



Весной – летом 1991 г. два квазисепаратистских центра Чечено-Ингушетии (Верховный Совет и ЧНС) повели борьбу между собой за право монопольно представлять интересы чеченского народа. На встрече с Борисом Ельциным (на тот момент Председателем Верховного Совета РСФСР) в мае 1991 г. Доку Завгаев поставил вопрос о финансировании ЧИР не из российского федерального, а из союзного бюджета! Республиканское руководство Чечено-Ингушетии также блокировало те акты РСФСР, которые затрагивали их политико-административные интересы. В республике были проигнорированы Постановление Верховного Совета РСФСР о запрете совмещать должности партийного и советского (на тот момент государственного) руководителя, а также Указ Президента России о департизации государственных предприятий и учреждений (пост президента введен в РСФСР по итогам референдума 17 марта 1991 г., первые выборы прошли 12 июня 1991 г.).



Вместе с тем, завгаевский «бархатный сепаратизм» не был нацелен на радикальный разрыв с Россией. В тех случаях, когда интересы партийно-государственного руководства республик совпадали с российскими устремлениями, Завгаев и его соратники говорили о том, что Чечено-Ингушетия сохраняет тесную связь с РСФСР и «никуда не выходит». В апреле – мае 1991 г. отношения между ЧНС и Верховным Советом ЧИР начали обостряться в связи с отказом Завгаева признать Исполком ЧНС в качестве единственного представителя воли чеченского народа и требованием зарегистрировать это движение как обычную общественно-политическую организацию.



Противоборство двух квазисепаратистских центров в Чечено-Ингушетии стало началом восхождения на политический Олимп республики Джохара Дудаева. Первоначально Дудаев оттеснил от реального руководства ЧНС «умеренных лидеров», не готовых к радикальному разрыву с породившей их «системой». Затем сделал публичное заявление на встрече с представителями интеллигенции о том, что Верховный Совет республики не оправдал доверия избирателей. Тогда же им была озвучена идея о нелегитимности этого органа власти, избранного еще «в колониальный период истории» и по законам «колониальной империи». Отсюда, по мысли Дудаева, и дальнейшая невозможность адекватного выражения воли чеченского народа и необходимость смены власти в республике в пользу «национально ориентированного» ЧНС. Таким образом, этим тезисом Дудаевым (и его соратниками и советниками) были в сжатом виде сформулированы основополагающие принципы сепаратистской (теперь уже без приставки «квази») идеологии и практики госстроительства непризнанной Ичкерии:



– право этноса как высшее политическое право, которому отдается приоритет перед формальным законом;



– право этноса выше прав человека и гражданина;



– радикальный разрыв с правовой базой советского периода, признание всего законодательства СССР и РСФСР как «колониального», а потому не подлежащего не только исполнению, но и учету;



– оправдание любого политического или социального насилия в интересах этнического самоопределения.



В июне 1991 года на второй сессии ЧНС произошло его преобразование в ОКЧН (Общенациональный конгресс чеченского народа). Председателем исполкома ОКЧН стал Джохар Дудаев. У руля чеченского этнонационалистического движения встал будущий президент самопровозглашенной Чеченской республики Ичкерия, харизматический лидер чеченских сепаратистов. В июне 1991 года Дудаев был вышедшим в отставку генерал-майором Советской армии. Он был одним из самых молодых и успешных советских армейских генералов. ОКЧН стал в июне 1991 г. фактически вторым центром власти в регионе. Антикоммунистическая риторика ОКЧН и Дудаева сделала союзниками чеченских национал-радикалов московских демократов и даже соратников первого российского президента Бориса Ельцина. Они рассматривали неформальное этнонационалистическое движение в качестве инструмента в борьбе против региональной партхозноменклатуры. При этом не учитывался тот факт, что помимо антикоммунистических лозунгов национал-радикалы активно эксплуатировали шовинистические и русофобские идеи. Фактически произошло ошибочное отождествление этнонационалистической борьбы с антикоммунизмом.



В августе 1991 г. ОКЧН резко осудил ГКЧП, в то время как официальные власти республики предпочли сохранить политический нейтралитет. Впоследствии позиция Доку Завгаева была представлена лидерами ОКЧН как прямая поддержка путча в Москве. К сожалению, интерпретация событий лидерами ОКЧН была воспринята в российской столице некритически, а потому Завгаев был обвинен «в проведении политики, противоречащей курсу Президента Российской Федерации на демократию и реформы». В Грозном начался период перманентных митингов. Одновременно с этим произошел, по сути, выход из тени незаконных вооруженных формирований ОКЧН. В начале сентября 1991 г. третья сессия ОКЧН объявила Верховный Совет республик низложенным, а также заявила о передаче власти Исполкому ОКЧН. Принятые Доку Завгаевым контрмеры, не получившие поддержки Москвы, оказались политически неэффективными.



Именно в сентябре 1991 года стало понятно, что любая пророссийская игра в Чечне возможна только при поддержке из Москвы. Уже через 15 лет после этого, наблюдая аппаратное, и отчасти информационное противоборство президента Алу Алханова и Рамзана Кадырова было легко осознать политическую слабость и обреченность первого. В 2006 году симпатии Кремля были на стороне Кадырова. И сегодня он – фаворит у «тандема».



После разгона Верховного Совета Чечено-Ингушетии Москва пошла на поводу у сепаратистов. 11 сентября 1991 года в Грозный прибыла российская официальная делегация во главе с госсекретарем Геннадием Бурбулисом (на тот момент – вторая должность в иерархии российской исполнительной власти – С.М.) и министром печати и информации Михаилом Полтораниным.



14 сентября 1991 года прибыл и.о. председателя Верховного Совета России Руслан Хасбулатов. С согласия и при активном участии Руслана Имрановича было принято решение об отставке Завгаева, самороспуске республиканского Верховного Совета и образовании Временного Высшего Совета (ВВС) республики в качестве верховного органа власти Чечено-Ингушетии. ВВС был представлен как политический компромисс между национал-радикалами из ОКЧН и депутатами Верховного Совета Чечено-Ингушетии. Данный шаг был крупным просчетом российской политики. По сути дела создание ВВС легитимизировало действия ОКЧН 6 сентября 1991 г. и предоставило политическую индульгенцию организаторам силовой ликвидации Верховного Совета республики. Сепаратисты продолжили эскалацию политического насилия. ВВС под давлением национал-радикалов был сокращен до 13 человек и переименован во Временный Совет Чеченской Республики (ВСЧР). Этот шаг во многом спровоцировал разделение Чечено-Ингушетии на две республики.



Исполком ОКЧН взял курс на создание независимого Чеченского государства, объявив о назначении выборов президента и парламента Чечни на 27 октября 1991 года. В сложившейся ситуации для руководства России было бы логичным сделать ставку на консолидацию оппозиционных Дудаеву и ОКЧН сил, выступавших с демократическими лозунгами (проведение честных и свободных выборов, роспуска незаконных вооруженных формирований) и критикой дудаевского авторитаризма. Между тем эти силы оказались так и не востребованы Москвой не только в 1991 году, но и позже. Именно в сентябре-октябре 1991 г. была возможность использовать и ингушское движение за сохранение единой Чечено-Ингушетии как инструмента борьбы против чеченских национал-радикалов. В сентябре-октябре без поддержки со стороны Москвы оказалось и русское движение Чечено-Ингушетии, готовое к блокированию с чеченскими демократами.



В случае консолидации всех оппозиционных Дудаеву внутричеченских сил была возможность переформатировать начавшийся чеченский кризис, представить его не как конфликт федерального центра и республики, а как серьезный внутриреспубликанский конфликт между демократическими силами разного этнического происхождения и национал-радикалами, стремящимися к установлению этнократического авторитарного правления. Более того, ОКЧН и Джохар Дудаев могли быть представлены как сепаратисты в квадрате, выступавшие не только против Москвы, но и против единой Чечено-Ингушетии и братского ингушского народа. Однако все возможности, которые российское руководство имело в сентябре-октябре 1991 г., были им не использованы. Дальнейшая история – тема отдельного большого разговора.



Таким образом, «чеченская революция» августа-ноября 1991 г. не стала продолжением августовской победы над ГКЧП, как первоначально казалось в Москве. Потоки беженцев, фальшивые авизо, спекуляции с нефтью, грабежи железнодорожных составов и физические расправы над нечеченским населением, последовавшие за объявлением суверенитета Чечни, опровергли существовавшие у российского руководства иллюзии. События в Чечне в августе-ноябре 1991 гг. кардинальным образом изменили перестроечные представления о свободе, демократии, законности, праве на самоопределение и применение силы, государственной целостности и ее защите.



Чеченский кризис разрушил «коммунистическо-антикоммунистический» дискурс, в рамках которого единственными угрозами свободе, демократии, либеральным ценностям рассматривалось коммунистическое государство и даже государство как таковое. События августа – ноября 1991 г. показали, что вызовом демократическому правовому государству является также этнонационализм, апеллирующий к ретроградным политическим практикам. «Чеченский революционный опыт» продемонстрировал со всей очевидностью, что слабые государственные институты не могут гарантировать соблюдение элементарных прав человека и гражданина.

Комментарии () Версия для печати

Добавить комментарий

Яндекс.Метрика