Адвокат Рустем Валиуллин задержан в Татарстане

Нет слов, совершенно варварские, беззаконные действия этих ублюдков, облаченных в погоны. Они иншаАллах получат свой расчет в судный день. Желаю Вам, уважаемый Рустем Валиуллин, добиться справедливости в этом деле, и да поможет Вам Аллах! Просьба у кого из братьев есть возможность распространить эту информацию, это так просто не должно сойти с рук сотрудникам ОВД города Алматьевска Загидуллину и Сафинову, да покарает их Аллах.

Казанский правозащитный центр руководителю Игорю Шолохову от Валиуллина Рустема Рафаэлевича 426023, Удмуртия, город Ижевск, ул. Б.Хмельницкого, дом 166А тел. +7 (9128) 56-27-87 ЗАЯВЛЕНИЕ Я являюсь адвокатом, зарегистрирован в реестре адвокатов Удмуртской Республики, регистрационный номер 18/673. 02 августа 2010 года я запланировал для себя участие в следственном действии в городе Уфа с моим клиентом, возвращаться решил через город Альметьевск, так как там мне необходимо было встретиться с другим клиентом. С этой целью я и ... выехал из города Ижевска в 4 часа утра в город Уфа, а примерно в 14 часов выехал из города Уфа в город Альметьевск. В Альметьевск я приехал около 20 часов, остановился в мечети на улице Марджани для того, чтобы помолиться закатную молитву, которая была примерно в 20 часов 50 минут. После молитвы я вышел на крыльцо мечети для того, чтобы подышать свежим воздухом. Со мною находилось много людей, которые так же вышли подышать воздухом и разговаривали друг с другом. Там я увидел, что около выезда в мечеть стоят около шести милицейских машин и много милиционеров. Кто-то из выходящих из мечети сказал, что для того, чтобы выйти, необходимо показать документы. Около входа досматривали машину, но это я понял потом, так как водитель и милиционер разговаривали по дружески. Я отвлекся и прекратил наблюдение. Через некоторое время я увидел, что большинство милиционеров собрались вокруг около одной машины, это был ВАЗ или пятой, или седьмой модели белого цвета. Этот ВАЗ очень тщательно досматривали, вынесли из него все вещи. Я стал наблюдать за досмотром с крылечка мечети. Через некоторое время я увидел, что к машине подходят двое гражданских и стали что-то писать в документах, но за обыском не наблюдали. Как я понял, это были понятые, которые должны были быть приглашены до обыска. Кроме того, какой-то милиционер взял один из предметов, вынесенных из машины, и отнес это к руководителю обыска (Ахметзянову, как я узнал позже). Это мне показалось интересным, я достал телефон и стал снимать происходящее на видео с расстояния примерно 25 метров от автомобиля. Кто-то сказал, что этот на этом ВАЗе совершен наезд на пешехода и водитель скрылся с места происшествия. Через некоторое время мне стало понятно, что парня, который стоял рядом с досматриваемой машиной, я знаю, его зовут Азамат, и решил предложить свою помощь. По всему видно было, что всем этим руководил человек в гражданской одежде, так как он постоянно кричал на милиционеров. Я передал камеру человеку по имени Динислам, а сам подошел к этому человеку (как я узнал позже, полковнику Ахметзянову), показал свое удостоверение адвоката и попросил разрешения пройти к Азамату и предложить свою помощь. Однако Ахметзянов громким голосом стал требовать договор на оказание юридических услуг, порочить мои профессиональные качества в связи с тем, что я не показываю договор, и в грубой форме попросил уйти. Я попросил Динислама направить камеру на происходящее, и отошел на то место, где ранее стоял и забрал камеру у Динислама. Там я продолжал снимать около трех минут, в 21 час 35 минут (согласно записи наружного наблюдения мечети) Ахметзянов приказал задержать меня и Динислама, который находился рядом, к нам подошли милиционеры и увели в здание ОВД. Всему этому было множество свидетелей, так же стоявших на крыльце мечети. В ОВД нас повели на дактилоскопирование, но я отказался, как и Динислам. Я утверждал, что дача образцов для сравнительного исследования является добровольной. Так же я просил освободить меня либо составить протокол задержания. В ОВД мы долго дискутировали на тему, обязан ли я проходить дактилоскопирование, но мне никто доводов из закона не привел, кроме того, что у них всегда так делают. Все эти дискуссии проходили около кабинета дактилоскопирования. Когда стало окончательно понятно, что мы не согласимся на дактилоскопирование, меня увели в другой коридор на первом этаже, слева от входа в ОВД, а Динислама в какой-то кабинет. В одном из кабинетов находилось много сотрудников милиции, меня не менее трех раз заводили в него и выводили. Дверь была открыта, я стоял в коридоре под контролем одного из сотрудников милиции. Милиционеры в комнате спрашивали друг-друга, что писать, придумывали, что можно написать получше, протягивали друг-другу уже написанные рапорта. Один из милиционеров извинился передо мною, пояснил, что вынужден писать рапорт по личному указанию Ахметзянова. Через некоторое время мне предъявили протокол об административном правонарушении, в котором было написано, что я в 21 час 00 минут пытался прорваться через оцепление сотрудников милиции, отказался от дактилоскопирования. В объяснениях я написал, что только вел видеосъемку, которую могу предъявить сейчас в оправдание от предъявленного обвинения, на которой все зафиксировано. Отказ от дактилоскопирования является правомерным. Я попросил копию протокола об административном правонарушении и снять копии материалов дела, сначала мне было это обещано и я расписался за получении копии протокола, но потом, без выдачи копий, меня увели в комнату дежурного по разбору вместе с Динисламом. Динислам пояснил то же, что и я, но еще добавил, что ему не разъяснены права и обязанности и он не стал расписываться в графе о разъяснении прав и обязанностей. Дежурным по разбору был прапорщик по имени Наиль. Он объявил, что сейчас будет личный обыск и попросил сдать вещи. Я отказался, так как не знал, что меня водворят в комнату административно задержанных. Когда же мне объяснили, что я задержан, тогда я отдал вещи, отослал СМС знакомому правозащитнику о том, что задержан, выключил телефон. Кто-то из милиционеров попросил включить телефон, чтобы узнать емэй телефона. Я включил, и тут дежурный по разбору резко отобрал телефон и вытолкнул нас с Динисламом из комнаты дежурного по разбору, не дав мне подписать протокол. Я удивился и попросил тех, кто сидел в камере административно задержанных запомнить это обстоятельство. На следующие сутки я только понял, почему это было сделано — без введенного пин кода они не смогли бы включить телефон и удалить видеозапись происшествия, что было сделано в ту ночь. Позже я узнал, что в протоколе задержания расписались понятые, но я точно могу сказать, что понятых рядом не было, от росписи я нигде не отказывался, о чем отсутствует и отметка в протоколе задержания. В протоколе впечатана стандартная фраза, что я задержан для пресечения административного правонарушения, хотя досмотр машины, которому, якобы, я препятствовал, был давно уже прекращен. Так же в протоколе написано, что я не просил никого уведомить о задержании, хотя это не так, этот вопрос мне даже не задавался. Более того, мне в этом прямо было отказано. Первоначально, примерно на десять минут, нас с Динисламом поместили в камеру, которая, как стало ясно потом, использовалась для наказания, типа карцера. Она была размером примерно три квадратных метра, решетка закрыта оргстеклом таким образом, что там было очень душно. В камере, кроме нас, находилось еще два человека. Через 10 минут нас вывели в общую камеру, в ней вентиляция была получше. Размером она была примерно 12 квадратных метров, в ту ночь в камере находилось 30 человек, то есть на один квадратный метр приходилось три человека. Пол у камеры был из плитки, туда постоянно кто-то плевал и лил воду. В камере среди мужчин находились одна или две женщины. Было очень душно и жарко, с учетом того, что на улице было жарко. Вентиляция работала несильно, окон не было. Никто не спал, кому-то удалось задремать ближе к утру. Меня удивило, что многие из задержанных только примерно представляли причину своего задержания, ни у одного из них на руках не было ни протокола об административном правонарушении, ни протокола задержания. В камере один из задержанных, Султанов, рассказал всем, как видел составление рапортов в отношении меня милиционерами. Он рассказал, что был удивлен, когда увидел, что столько много милиционеров составляют рапорта в отношении одного человека, и все милиционеры не знали что писать, спрашивали об этом друг-друга. Утром я попросил у дежурного по разбору сделать звонок адвокату, но он объяснил, что я не имею права на такой звонок, а только к родственникам. Я попросил телефон, так как не знаю телефон родственников по памяти, а они у меня записаны в записной книжке телефона. Но в этом мне было отказано. Это происходило в присутствии всех тех, кто находился в камере административно задержанных. Примерно в 9 часов утра пришел прокурорский работник, представившийся Лукояновым. Я попросил его принять меры прокурорского реагирования, чтобы мне выдали телефон и я сделал звонок адвокату. Дежурный о разбору заявил, что уже объяснял мне, что я не имею права на адвоката. Лукоянов согласился с дежурным по разбору. Все эти события происходили в присутствии всех людей, содержащихся в КАЗ. Примерно в 10 часов из камеры увели около десяти человек для административного разбора должностными лицами сотрудников милиции. Примерно в 11 часов пришла мировой судья судебного участка № 3 Альметьевского района и города Альметьевска Французова Л.Ф., которая за 30 минут осудила оставшихся двадцать человек. Суд проходил в комнате дежурного по разбору. Постановления об административном правонарушении на руки не выдавались. Перед судьей я заявил, что обвинение против меня сфальсифицировано, свои слова я могу подтвердить видеозаписью и показаниями множества свидетелей, наблюдавших за происходящим. Для подготовки своей защиты мне нужен адвокат. Дактилоскопирование не предусмотрено законом, в частности административным кодексом, поэтому отказ от дактилоскопирования не является противозаконным, следовательно, нет состава правонарушения. Судья ответила, что я сам адвокат, если она даст мне возможность пригласит адвоката, то ей придется откладывать судебный процесс, и мне вновь придется находиться в КАЗ. Просьба просмотреть файлы в телефоне осталась без ответа. Судья сказала, что считает мою вину подтвержденной многочисленными подробными рапортами милиционеров. Обязанность проходить дактилоскопирование, наверное, предусмотрена другим законом. Сказала мне, что присуждает выплату штрафа в размере 500 рублей. После того, как я вышел от судьи, меня снова водворили в КАЗ до того момента, как не были осуждены все оставшиеся задержанные. После ухода судьи несколько сокамерников мне сказали, что меня не будут отпускать, так как слышали разговор милиционеров между собой. Я не поверил, не стал уточнятся, что это были за разговор. Когда я получал свои вещи у дежурного по разбору, обнаружил, что мой телефон был осмотрен, так как были изменены настройки, а видеофайлы удалены. При получении вещей рядом присутствовал милиционер в гражданской одежде. Он объявил мне, что сейчас поведет меня на дактилоскопирование. Я удивился и сказал, что уже отказывался от дактилоскопирования и смысл принуждать меня к этому отсутствует. Милиционер заявил, что в таком случае он вновь составит протокол об административном правонарушении за неподчинение законному требованию сотруднику милиции и водворит меня в КАЗ. Я согласился, попросил только позвонить адвокату и проконсультироваться с ним, на что получил согласие. Вместе мы вышли и остановились в коридоре около кабинета дактилоскопирования. С нами вышел Динислам, так как получил свои вещи вместе со мной. Я попросил у Динислама телефон, так как в моем телефоне сел аккумулятор. Динислам передал мне телефон, дошел со мной до кабинета дактилоскопирования, но его грубо выгнали милиционеры, не помню кто, но инициатором был точно тот, кто вывел меня из КАЗ. Динислам просил остаться, чтобы забрать свой телефон, но ему не разрешили. С телефона Динислама я позвонил знакомому юристу, вкратце описал ситуацию, объяснил, что меня вновь хотят оставить в КАЗ за отказ от дактилоскопирования, попросил помощи, в частности, найти адвоката. Он обещал помощь, подтвердил мои мысли о том, что меня не могут принудительно дактилоскопировать. После того, как звонок был закончен, милиционер, сопроводивший меня из КАЗ, неожиданно набросился на меня и выхватил из рук оба телефона — мой и Динислама. Я инстинктивно попытался их выхватить обратно, схватился за телефоны, но милиционер резко их выдернул и отбежал, а я понял, что это бесполезно. Рядом находились несколько милиционеров в форме, которые видели происходящее. Вообще, коридор в это время был заполнен милиционерами, которые выходили из кабинетов, разговаривали друг с другом. Потом тот милиционер, который вывел меня от дежурного по разбору, провел меня сквозь толпу милиционеров далее по коридору и мы остановились около двери женского туалета. Там мы очень долго беседовали на тему, откуда, куда я ехал, к кому приехал. Затрагивались вопросы о моей обязанности пройти дактилоскопирование, моего внешнего вида (бороды). Я высказывал претензии, почему с моего телефона удалили файлы. Милиционер ответил мне: «А ты докажи, что это я». Я ответил, что видел, как он не менее двух раз заходил ночью в комнату дежурного по разбору. В какой-то момент к нашему диалогу присоединился еще один милиционер в гражданской одежде. Он начал грубить, называть меня «ваххабитом», угрожать постричь мою бороду, и я попросил его представиться. А так же попросил представиться того милиционера, который вывел меня из КАЗ (для удобства далее милиционера, который вывел меня из КАЗ я буду называть первый милиционер, а того, кто присоединился позже — второй милиционер). Но они посмеялись и отказались представиться. Все другие милиционеры из коридора со временем куда-то разошлись, коридор стал пустым. Первый милиционер поставил меня лицом к стенке с левой стороны от двери в женский туалет и стал несильно ударять своей ногой по внутренней поверхности стоп моих ног таким образом, что мои ноги стали расходиться в сторону. Когда мне стало больно от растяжения мышцы, я понял, что ко мне применяют пытку «растяжка», про которую мне рассказывали мои клиенты. Я сдвинул ноги обратно и сказал, что я не тот молоденький мальчик, которых они привыкли пытать, и не буду безропотно подвергаться пыткам. После нескольких безуспешных попыток посадить меня на «растяжку» второй милиционер предложил принести наручники и надеть их на меня. Первый милиционер зашел в кабинет (я отсчитал шесть дверей от двери женского туалета справа), принес оттуда наручники, одел на меня и вновь стал пытаться растянуть мои ноги, но безуспешно. Я развернулся лицом к милиционерам и они вновь стали о чем-то меня спрашивать. Потом второй милиционер неожиданно развернул меня лицом к стенке на прежнее место и очень сильно ударил по спине между лопаток, предположительно рукой, и сразу же второй раз, потише, где-то в район позвоночника пониже. Я был очень удивлен. Было около 13 часов, так как из мечети, которая находится в соседнем здании, прозвучал призыв на молитву, которую обычно совершают в 13 часов. После истечения некоторого времени второй милиционер развернул меня лицом к себе и резко ударил меня один раз по печени, второй раз в район желудка, от чего я упал и громко застонал. Из одной из дверей вышел милиционер и увидел меня, но второй милиционер сказал, что я притворяюсь. Через некоторое время, когда я еще лежал, второй милиционер ударил меня ногой по затылочной части головы ногой. Еще через некоторое время меня повели в кабинет дактилоскопирования. По пути я отсчитал шесть дверей от женского туалета и успел прочитать на той двери вывеску с фамилиями «Загидуллин», «Сафинов» (из этого кабинета первый милиционер принес наручники). Номера, по моему, не было. Там было написано еще что-то,но второй милиционер, увидев, что я читаю, толкнул меня в спину, чтобы я быстрее проходил. В кабинете дактилоскопирования сидела женщина в форме. С меня сняли наручники, и кто-то, кто не помню, попросил положить руки на сканер для снятия отпечатков рук. Я отказался. Женщина удивилась и стала уговаривать меня согласиться. Через короткое время первый милиционер схватил меня за левую руку и безуспешно стал разгибать пальцы, а второй милиционер взял меня за правую руку и стал выгибать запястье относительно предпредплечья во внутреннюю сторону. Осознав безуспешность этого приема второй милиционер стал бить меня по затылку не менее пяти раз, от некоторых ударов я терял ориентацию в пространстве. Так же он выворачивал мне руку за спину, когда я оказался внизу второй милиционер ударил меня ногой по нижней части спины не менее трех раз. Так же второй милиционер ударял меня открытой ладонью по ушам. От боли я сначала кричал, окно было открыто, я просил помощи, но потом решил терпеть и только постанывал. Я напомнил сидящей рядом женщине, что она женщина, и попросил, чтобы она вступилась за меня, остановила избиение, что через короткое время она и сделала. После реплики женщины мне нанесли еще несколько ударов, куда и чем не помню, но по разным частям тела, снова надели наручники и отвели в кабинет с надписью «Загидуллин», «Сафинов». В кабинете мне нанесли еще несколько ударов, каких не помню. Так же второй милиционер при этом (во время нанесения ударов и после нанесения ударов) называл меня «ваха», «ваххабит», утверждал, что он убивал таких, как я, и меня убьет. Говорил, что служил на 12 заставе Московского пограничного отрада Республики Таджикистан в то время, как на нее произошло нападение. Как я понял, он принимал участие не только в этом вооруженном конфликте. Кроме того, они устроили как бы сценку между собой. Один сказал: «Это этот, что-ли, защищает «Хизб ут-Тахрир» и «Таблиг»?» Другой ответил: «Да». «И что, получается?» «Нет». Так же второй милиционер утверждал, что придет ко мне в камеру ночью, спустит в подвал и засунет мне дубинку в задний проход. А свой половой орган мне в рот. Позже в кабинет зашел старший лейтенант милиции в форме и стал составлять протокол, спрашивать мои анкетные данные. Я ответил, что как он просит меня о чем-то, если хочет сфальсифицировать против меня доказательства, и не стал ему ничего говорить. Мои данные ему стали диктовать первый и второй милиционер. Старший лейтенант несколько раз повторил: «Почему я должен составлять протокол, я в это время спал». Но Первый и второй милиционер настаивали на составлении протокола, диктовали ему то, что надо писать. Старший лейтенант проявил инициативу и спросил: «Может надо написать, что нецензурно выражался?», но несколько раз получил ответ в категоричной форме, что этого писать не надо. Когда старший лейтенант заполнял протокол об административном правонарушении, сидя за столом возле окна, второй милиционер ушел куда-то вправо из кабинета, первый милиционер сидел за столом, ближнем к двери и что-то делал, я понял, что можно побежать в прокуратуру, находящуюся в соседнем с ОВД здании, чтобы избежать дальнейшего избиения. Я встал со стула и побежал (наручники у меня были застегнуты сзади), крича просьбу о помощи, о предоставлении прокурора, заявления о моем избиении. Но на выходе из ОВД мне преградил дорогу милиционер с автоматом, первый и второй милиционер догнали меня, положили на живот и волоком на животе и груди, держа за руки с двух сторон, потащили обратно в кабинет, где ранее избивали. Около помещения дежурной части стояли две гражданские женщины и решали с дежурным какие-то свои вопросы. В кабинете меня оставили лежать лицом вниз. Я сделал попытку приподняться, но второй милиционер слегка ударил меня по затылку ногой, прижав к полу. Через некоторое время я понял, что если встану, никто возражать не будет, и сел на стул. Еще спустя какое-то время ко мне подошел второй милиционер и ударил в печень и отвернулся. Потом снова повернулся ко мне и сказал: «У тебя хороший «пресс»? Я люблю бить по хорошему «прессу», и ударил в район желудка. Потом сказал: «А, слабый пресс!». Я сказал, что у меня была «желтуха», после этого осталась больная печень. Если он будет ударять по ней, то она может разорваться». Тот ответил, что это как раз и будет хорошо, но избиение на этом прекратилось. Потом кто-то протянул мне протокол об административном правонарушении, но первый милиционер отобрал его со словами: «Не надо. Сейчас он опять напишет всякую ерунду, как написал в первом протоколе. Пусть понятые его подпишут». Но понятых я не видел, мне никто ничего не объяснял. После этого меня сразу отвели в комнату дежурного по разбору, составили протокол задержания. В протоколе я записал, что прошу врача (так как полагал, что у меня повреждена почка и печень) и прокурора. Через некоторое время для меня вызвали машину неотложной медицинской помощи и отвезли в больницу, один из сопровождающих был дежурный по разбору старший сержант по имени, по моему, Альберт. В помещении больницы врачи «скорой помощи» нас оставили, милиционеры повели меня к хирургу, который отправил на рентген грудной клетки. Снимок показал, что на ребре трещины нет, но имеется гематома. Печень, не смотря на мои просьбы к сопровождавшим милиционерам, проверять не стали и уехали в ОВД, где меня снова поместили в КАЗ. Около 17 часов пришел прокурор Лукоянов, я заявил, что меня избили, а так же попросил освободить, так как был задержан незаконно. Еще я пожаловался на то, что уже сутки ничего не ел и двое суток не имел возможности поспать. Он попросил меня написать объяснения о происшедшем, что я и сделал в присутствии дежурного по разбору, а сам прокурор ушел. Жалобу отнес прокурору дежурный по разбору. Больше в этот вечер я прокурора не видел. Этой ночью в КАЗ было водворено более двадцати человек, то есть на квадратный метр приходилось около двух человек. Среди мужчин было три женщины. Было очень душно. Так же ни один из задержанных не знал точно причины своего задержания, никому не был вручен протокол об административном правонарушении и протокол задержания. Так же в КАЗ ночью приходил два раза второй милиционер, который при всех оскорблял меня, в частности, называл лицом с иной сексуальной ориентацией (видимо, рассчитывая на какие-то действия со стороны находящихся в КАЗ, некоторые из которых были ранее судимы), а так же при всех обещал меня зарезать. Утром я попросил у дежурного по разбору звонок адвокату, но мне было отказано. Как я узнал после освобождения, ко мне приходил адвокат по моей просьбе, высказанной в момент первого освобождения, но его ко мне не допустили. В 11 часов 04 августа 2010 года пришел мировой судья и прекратил производство по моему делу. Когда я вышел, мне не выдали ни одного документа о том, что я был задержан. Я сразу же обратился в МРСО СУ СК при прокуратуре РФ с заявлением о совершенном в отношении меня преступлении сотрудниками милиции, а на следующий день прошел судебно-медицинское освидетельствование. 05 августа 2010 года я обратился к врачам в городе Ижевске, так как боли в животе усилились, а так же с целью зафиксировать побои. 10 августа 2010 года я обратился к судебному медику в городе Ижевске, поскольку судебный медик принимает только по направлению правоохранительных органов, а такое направление я смог получить только со временем. Позже, читая в средствах массовой информации о происшедшем, я нашел мнение пресс-службы МВД, переданным ИА «Регнум» (http://www.regnum.ru/news/accidents/1311864.html). В нем отмечено, что «адвокат, прибывший из Удмуртии, вел себя непрофессионально и вызывающе: несмотря на отсутствие клиентского договора на оказание адвокатских услуг, во время проведения оперативных мероприятий козырял своим удостоверением, мешал досмотру машин, пытался снимать действия сотрудников УВД на видеокамеру. В результате, после неоднократных предупреждений он был доставлен в УВД Альметьевска, где провел ночь в камере для административно-задержанных... Следует отметить, что еще одним возможным обстоятельством, сыгравшим роль при задержании адвоката, является то, что выпускник юрфака Удмуртского госуниверситета Рустем Валиуллин имеет весьма характерную внешность и манеру одеваться, что, по всей видимости, должно располагать к нему клиентов из числа участников радикальных исламистских движений». То есть версия пресс-службы МВД отличается от той, которая была приведена в рапортах милиционеров, что подтверждает то, что рапорта были написаны по указанию руководства, а именно Ахметзянова. И были напрвлены исключительно на мое незаконное задержание. Согласно версии рапортов, я был задержан за попытку прорваться сквозь кордон оцепления, а согласно версии руководства МВД за съемки места осмотра автомобиля и «весьма характерную внешность и манеру одеваться». Отмечу, что такая внешность у меня с 1998 года, когда я еще даже не занимался делами об экстремизме, а делами об экстремизме я начал заниматься с 2007 года. Прошу вас оказать мне юридическую помощь в обжаловании моего незаконного задержания, избиения и содержании в бесчеловечных условиях.
Читать дальше Закрыть