Причина нестабильности в Узбекистане – политические репрессии против мусульман
Вооруженные столкновения с исламскими повстанцами внутри Узбекистана и в приграничных районах соседних государств вызвали всплеск антиисламских публикаций в СМИ России и стран Центрально-Азиатского региона. Официальные лица открыто заговорили об угрозе стабильности Центральной Азии со стороны “агрессивного фундаментализма”. Неожиданно легкодоступной для прессы стала и малоизвестная информация, собранная на эту тему различными спецслужбами. Можно было бы только приветствовать большую открытость последних, если бы отчетливо выраженные политические симпатии правительственных ведомств не вели к серьезным искажениям в оценке сложившейся ситуации.
?
РАДИКАЛИЗМ ИМЕЕТ СОЦИАЛЬНЫЕ КОРНИ
В большинстве публикаций, посвященных проблеме “исламского экстремизма в Узбекистане”, внимание акцентируется на роли внешнего (афганского и таджикского) фактора, вследствие чего может создаться впечатление, что нынешний кризис спровоцирован исключительно действиями находящихся за рубежом исламских радикальных групп. Между тем, на наш взгляд, нарастающая нестабильность и рост религиозно-политического радикализма внутри Узбекистана обусловлены прежде всего внутренними причинами, как социально-экономическими, так и политическими.
Хотя официальная статистика извещает о впечатляющих успехах экономического роста, фактически экономика Узбекистана находится в кризисном состоянии (чтобы убедиться в этом, достаточно выехать за пределы Ташкента). Местные наблюдатели отмечают рост социальной напряженности, вызванный увеличением безработицы и заметным снижением жизненного уровня. Идет бегство из страны иностранного капитала. Вопреки предвыборным обещаниям Каримова национальная валюта так и не стала конвертируемой. По наблюдениям автора, граждане Узбекистана испытывают возрастающий пессимизм по поводу возможностей правительства осуществить экономические изменения позитивного плана. Ситуация усугубляется тотальной коррупцией чиновников и массовыми нарушениями законности со стороны правоохранительных органов.
Каримов пытается удержать контроль над ситуацией, встав на путь тотального подавления гражданских свобод, запрета оппозиционных партий (как религиозных, так и светских) и жесткого контроля за СМИ, религиозными и общественными организациями. Однако такого рода действия в настоящее время не только не дают желаемого для властей результата, но и оказывают заметный дестабилизирующий эффект.
Следует отметить еще один момент, важный для понимания создавшейся ситуации. В начале 90-х гг. в Узбекистане существовала влиятельная светская оппозиция, насчитывающая в своих рядах десятки тысяч членов. Насильственное устранение этой оппозиции с политической сцены в сочетании с другими шагами, предпринятыми узбекскими властями, привело к возникновению идеологического вакуума, ставшего благодатной почвой для распространения идей исламского радикализма. По наблюдениям автора, примерно к 1996 г. растущая исламизация привела к качественным изменениям в общественной идеологии, особенно в молодежной среде. И если восемь лет назад власти боролись с распространением среди студенчества ташкентских вузов идей многопартийности и западной модели демократии, то теперь основную борьбу приходится вести с распространителями листовок, призывающих к созданию в Узбекистане исламского государства.
РЕПРЕССИИ КАК ФАКТОР ДЕСТАБИЛИЗАЦИИ
Как ни странно, авторы большинства статей в российских СМИ либо вообще обходят тему массовых репрессий против мусульман в Узбекистане, либо ограничиваются обтекаемыми фразами о неких “жестких мерах”, которые правительство вынуждено принять в отношении “распоясавшихся экстремистов”. Между тем репрессивная кампания в отношении узбекских мусульман начиная с 1998 г. приняла тотальный характер, охватив почти все регионы страны, и стала для узбекского общества поистине знаковым событием, подобным сталинским репрессиям 1936-1937 гг.
Согласно официальным данным, только в 1999 г. из числа проживающих в стране были взяты на учет 10 700 сторонников “религиозного фундаментализма”. Это очень неполная цифра, поскольку только членов запрещенной партии “Хизб ут-Тахрир” в Узбекистане насчитывается более 15 тыс. человек, не считая тысяч так называемых ваххабитов и последователей других религиозных течений. Автоматически в число сторонников “фундаменталистов” включаются и десятки тысяч родственников лиц, попавших в черные списки. Тысячи людей вынуждены были бежать за рубеж, спасаясь от ареста. В Таджикистане весной этого года находились более 2000 таких беженцев, не считая тех, кто вступил в отряды боевиков.
К 10 тыс. выявленных узбекскими спецслужбами “фундаменталистов” следует добавить большое число “подозрительных лиц” из числа мусульман: тех, кто носит бороду (таких на свободе почти не осталось); тех, кто бороду сбрил, но сфотографирован с бородой в паспорте (милиция нередко расценивает таких людей как “скрытых ваххабитов”); тех, кто во второй половине 90-х гг. выезжал в хадж по фальшивым киргизским паспортам (не менее 5000 человек); тех, кто по коммерческим делам ездил в исламские страны; тех, кто в конце 80-х гг. был заснят милицией при посещении подозрительных мечетей; тех, кто в 1991 г. состоял в движении “Адолат”, и т.д.
Кампания борьбы с “исламским экстремизмом” все более принимает черты антиисламского психоза и вызывает очевидные аналогии с антитроцкистской кампанией 30-х гг. в сталинском СССР. В охваченном страхом обществе власти поощряют доносительство, а при возбуждении уголовных дел фигурируют обвинения, фантастический характер которых очевиден для любого непредубежденного наблюдателя.
Так, если бородатый крестьянин привез домой пару мешков селитры, используемой в качестве удобрений, его могут осудить за подготовку теракта. У ташкентского правозащитника Исмаила Адылова изъяли схематический план тюрьмы – значит, готовился взрыв важного объекта. Банда гангстеров совершила ограбление – ее членов обвиняют в сборе средств в фонд джихада. Таким образом, любое уголовное дело при желании можно перевести в разряд политических. А главным доказательством на суде служат признательные показания самих обвиняемых.
Расследование подобных дел осуществляется средневековыми методами. Так, одна из групп мусульман помимо жестоких избиений была подвергнута в милиции групповому изнасилованию, о чем, преодолевая стыд, сумели рассказать на суде. В прошлом году Ислам Каримов открыто санкционировал заложничество. Повторяя опыт сталинского СССР, МВД Узбекистана в прошлом году создало в пустынном районе на плато Устюрт специальный лагерь для “неисправимых религиозных экстремистов”, куда этапированы уже более 1000 человек.
Без ясного понимания масштабов и характера антиисламских репрессий в Узбекистане невозможно ответить на вопрос, – почему, несмотря на аресты, тысячи узбеков вступают в ряды исламской оппозиции и распространяют антиправительственные листовки, а сотни молодых людей уходят в повстанческие отряды, создаваемые за пределами страны.
Узбекские власти пытаются утверждать, что силовые действия с их стороны являются лишь ответом на агрессивные действия религиозных экстремистов, что репрессии направлены только против “плохих мусульман” (“ваххабитов”, “фундаменталистов” и т.п.) и только против тех, кто призывает к насильственному свержению конституционного строя.
Но, если репрессии направлены только против экстремистов, почему, например, в Наманганской области примерно из 900 мечетей закрыто было более 70%, хотя так называемых ваххабитских было менее 1% (аналогичная картина наблюдается и в других регионах Узбекистана)? Почему преподавание ислама в домашних условиях приравнено к уголовному преступлению? Почему среди тысяч осужденных за антигосударственную деятельность террористы составляют лишь незначительный процент, а большинство – молодые люди, задержанные за распространение листовок, в которых отсутствуют призывы к каким-либо насильственным действиям?
Стоит напомнить, что вооруженные акции против правительства Исламское движение Узбекистана начало летом 1999 г., спустя полтора года после начала массовых арестов мусульманских активистов. Листовочную войну с Каримовым партия “Хизб ут-Тахрир”, действующая в Узбекистане с 1991 г., начала в апреле 1999 г. спустя десять месяцев после первых арестов ее членов и через два месяца после того, как эту организацию власти обвинили в причастности к ташкентским взрывам (позднее это обвинение было снято).
Фактически запущенный Каримовым маховик репрессий стал одним из важнейших факторов дестабилизации общественно-политической ситуации. Каждая новая кампания арестов втягивала в борьбу с правительством тысячи новых людей и вызывала ответную реакцию мусульманской уммы. Это, в свою очередь, подталкивало власти на дальнейшее завинчивание гаек.
С определенного момента репрессии стали вызывать уже не страх, а лишь растущую ненависть к государственным институтам. “Наши дети завтра вырастут и станут мстителями и врагами тем, кто заставил нас страдать”, – пишет в открытом письме мать 16-летнего Оятулло Усманова, приговоренного в марте 2000 г. к шести годам лишения свободы за антигосударственную деятельность.
Стоит ли удивляться, что в этой ситуации похороны погибших в заключении мусульман нередко стали перерастать в открытые антиправительственные демонстрации, а подсудимые в зале суда не только не просят прощения, но и открыто критикуют режим “куфра” (неверных).
В заключение хотелось бы подчеркнуть: главную угрозу безопасности Узбекистана (и прилегающих стран) сегодня представляют не отряды боевиков Исламского движения Узбекистана, а внутренняя нестабильность этого большого государства, обусловленная социально-экономическими и политическими факторами. Независимо от субъективных желаний участников конфликта ситуация в стране постепенно приближается к грани начала гражданской войны, которая может повлечь за собой радикальное изменение политической ситуации во всем Центрально-Азиатском регионе.
Войти с помощью: