По улицам Кабула в парандже

Самолет круто лег на крыло, и в плотном кольце гор под нами образовалось свободное пространство. Мы заходим на посадку в Кабульский аэропорт. Я заворожено наблюдаю, как с горы убегает, зацепившееся за нее облачко. Приземлились. Золотистые горы, золотисто-голубое небо, золотистый воздух кристальной чистоты – весенний Афганистан! Солнце же печет как наше летнее. Погода теплая и солнечная, уже и не верится, что в Москве февраль. Весна в Афгане быстро наступает – не пройдет двух недель, и на деревьях уже будет зеленеть листва. Стоя на трапе самолета, я жадно охватываю взглядом открывшуюся мне картину. Вот он – золотистый утренний Кабул, нежный и уютный, как только что проснувшаяся молодая жена.

Я в Афганистане и, несмотря на то, что муж с сыном в Москве, мне не страшно, так как прямо с самолета я должна попасть под неусыпную опеку семьи моего супруга.

Они пуштуны. Это одна из основных афганских национальностей. Пуштуны отличаются ортодоксальностью, религиозностью, консервативностью взглядов и приверженностью сложившимся веками традициям. Фактически они то и есть основные носители и защитники ислама в стране. До сих пор примерно восемьдесят процентов пуштунских женщин носят паранджу. И я с радостью подчиняюсь этой замечательной традиции – в моем чемодане лежит моя собственная паранджа (по-афгански «чадра»). Мне не терпится одеть ее как можно быстрее и скрыться от посторонних глаз в таком же, как у всех серо-голубом, плиссированном балахоне.

В аэропорту выяснилось, что меня ожидают неприятности, ибо сбылись мои ночные кошмары – меня не встретили!!! Я одна. И даже адреса нашего дома не знаю, несмотря на то, что жила в нем полгода. Афганским языком я владею очень плохо. Ну и где же она, моя семья – гарантия моей безопасности в этой не самой безопасной в мире стране? На мое удивление, и, как выяснилось позже, на удачу, я расплакалась. Вид плачущей одинокой девушки привлек внимание прилетевших тем же самолетом и, О Аллах, говорящих по-русски, афганцев. Мне дали телефон. От испуга едва не забыв знакомый номер, я все же дозвонилась и прокричала в трубку, с трудом вспоминая нужные слова: «Я в аэропорту, где вы, почему никого нет?» Я так и не поняла, кто подошел к телефону, что мне сказали, туда ли я попала, и поняли ли меня, но некоторая надежда все же появилась! Я звонила еще несколько раз, а в это время меня опекал, в надежде на чаевые, носильщик с тележкой. Это еще один забавный нюанс моего положения. Много мужчин с интересом разглядывали меня все полтора часа, что я провела в ожидании. Ибо также как и во всех странах Востока, в Афганистане чувствуешь себя так, будто почти все женщины вымерли, а те, что остались, содержатся в музеях как редкие экспонаты. Кругом одни мужчины. И чтобы уменьшить интерес к своей персоне, пришлось смастерить никаб. Во время ожидания я с некоторой долей мазохизма вспоминала, где, как и зачем воруют иностранцев, а так же обдумывала, что буду делать, если меня так и не заберут. К тому моменту как меня все-таки приняли в семейные объятья, я уже наметила план действий, в апофеозе которого было убийство горячо любимого супруга.

Забрали меня двое дорогих мне родственников. Тесть – высокий, прихрамывающий, убеленный сединами старец. Называть его полагается Аджи Саиб, что означает «уважаемый, хадж совершивший», и он действительно уважаемый и, Ма-шаАллах, глядя на него, я всегда вижу то лучшее, что есть в личности мусульманина. Вторым же был Сулейман, средний по очередности рождения брат моего мужа. Он большой умница, хорошо знает ислам, в совершенстве владеет английским и он лучший мой друг в этом сложном для меня мире. Я так бросилась к ним, что, наверное, нарушила все приличия – здесь передвигаются крайне спокойно, и поспешность выглядит нескромно. Но я так рада была их видеть! Как и положено при встрече, я в знак почтения поцеловала руку тестя, несмотря на то, что он как всегда пытался протестовать. Теперь можно было расслабиться, я под опекой своей семьи, мне говорят, где встать, что делать, забирают багаж, расплачиваются с верным моим охранником (он же носильщик), ведут к машине. И всю дорогу пытаются понять, как же могло так произойти, что Имал, тот брат, с которым говорил мой муж ночью, забыл утром об этом звонке. Бедный тесть был в шоке до вечера. Читатели вряд ли поймут, но по строгим пуштунским меркам это все было просто ужасно! Даже сама моя поездка без мужа и ребенка держится в тайне от всех, даже родственников, ввиду ее неприличности. Итак, я в Кабуле!

Что такое Кабул, как выглядит он? Кабул – оживает. За те полгода, что меня не было, он еще больше похорошел. Из окна машины Кабул выглядит следующим образом. На фоне шикарных тачек как-то особенно колоритно смотрятся несчастные ослики с арбой, груженые неухоженные лошади, запряженные в телегу, люди, запрягшиеся в телегу с товаром сами, потому что запрячь больше некого. И бесконечная торговля. Вдоль дорог шикарнейшие супермаркеты из цветного стекла и камня без всякой упорядоченности перемежаются с наибеднейшими сооружениями, в которых тоже активно ведется торговля. Красивые яркие как экзотические птицы дома и здания цвета бетона, выглядящие снаружи просто как спичечные коробки.

Сегодня в Кабуле появляется все больше новых суперсовременных и по-восточному колоритных зданий, но все же остается еще очень много жилых домов, которые и домами-то назвать трудно. Такие глиняные, чаще всего некрашеные коробки с черными дырами окон. Иногда даже в рамах вместо стекол – полиэтилен. Кстати, довольно часто бывает так, что внутри домики вполне симпатичные и благоустроенные. А все дело в том, что земля под ними самозахваченная и на ней невозможно построить что-либо лучшее. Городская администрация и так активно борется с самозахватом земли и строение в любой день может быть разрушено. Покупать же землю в Кабуле очень дорого. Я не верила, пока наш двухэтажный дом не предложили продать за 150 тысяч у.е. В Подмосковье он стоил бы примерно столько же.

До сих пор в Кабуле напоминанием о недавнем прошлом стоят разрушенные войной стены домов. В одном месте до сих пор лежит рухнувший и разломившийся пополам самолет. На фасадах некоторых зданий также остались следы войны. Посольства и другие важные объекты охраняют вооруженные до зубов военные. Перед домами местной элиты и производственными предприятиями стоят бетонные плиты и заполненные песком емкости на высоту забора. Колючая проволока. Но на самом деле этого не так много, и в глаза особенно не бросается, хотя в новостях мы видим обычно именно такую картинку столицы Афганистана. Вообще-то город выглядит вполне мирно, и если бы изредка не проезжали военные машины, о войне можно было бы вообще забыть. В Афганистане я всегда чувствую себя спокойнее и защищеннее, чем на родине.

На улицах Кабула в основном мужчины. Забавно, что половина молодых мужчин города носят такие же куртки, что и мой муж. У афганцев феноменально развит конформизм. Если одна женщина купит себе новую одежду, то все женщины из этой семьи, которым эта одежда по возрасту, купят себе точно такую же. Поэтому на больших мероприятиях очень удобно узнавать многочисленных родственниц и вообще женщин из одной семьи. И самое интересное, что афганцы в этом ничего плохого или странного не видят. Во всех домах у них одинаковые чашки, подносы, ковры и даже марка стирального порошка. В соседских окнах занавески такие же, как наши новые, да и старые были как наши… или у нас как у них?

Мужчины пуштуны носят национальную одежду, а именно длинные рубахи и шаровары под них. Причем сверху совершенно спокойно надевают пиджаки, что поначалу шокирует европейцев. А еще они носят платки, завязывая их по-особому на голове. Часто я видела такую картину: пуштун на велосипеде, в платке и конец платка у него в зубах. Зачем? Не знаю.… Еще они для утепления заворачиваются в пледы. Я купила такой своей маме, но когда братья мужа узнали, для кого этот подарок, то начали объяснять мне, что это мужская одежда. Я им сказала, что моя мама об этом никогда не догадается. Еще пуштуны носят чалму, точнее ее афганский вариант, одевают, когда идут в гости – это парадный мужской головной убор. Фарси же одеваются более по- европейски. Они вообще с радостью подражают Европе. Женщин в парандже в Афганистане очень много, но уже многие надевают ее только для защиты от пыли. И это в основном женщины фарси. Они идут, высоко подняв голову, глаза ярко накрашены, смотрят с вызовом... Жаль, что демократия, порой, идет рука об руку с распущенностью.

В центре Кабула есть несколько микрорайонов, в которых начинает казаться, что каким то мистически образом оказался снова в Москве. Ибо состоят эти микрорайоны из построенных во времена дружбы с Союзом пятиэтажек. Наши родные хрущовки.

Недалеко от печально известного стадиона, где проходили публичные наказания талибами «грешников», находиться мое любимое место в Кабуле – высокий холм с величественным сооружением над могилой афганского правителя Надырхана. Когда это сооружение отреставрируют, оно вновь станет одним из красивейших мест города. Сегодня на этом холме происходят состязания воздушных змеев. И в Афгане это не только детская забава. Змеев не запускают только старики. Мой муж, видя, что соседи запустили змея, всегда бросался за своим, чтобы показать соседям свое умение управлять воздушным змеем. Это так свойственно детской натуре всех афганцев! И здесь на холме по пятницам тысячи вполне взрослых детей предаются радости совместной игры. А на стадионе рядом уже не казнят, а играют в футбол и другие игры.

Наверное, никогда я не смогу привыкнуть к особенностям афганского национального дорожного движения. Порой мне кажется, что в моих волосах появляется седина каждый раз, как я сталкиваюсь с правилами местного дорожного движения, точнее их полным отсутствием. Правил тут нет, как нет и взаимного уважения между участниками дорожного движения. Вы можете упорно сигналить переходящим дорогу пешеходам, но они даже шагу не прибавят. Скорее, наоборот остановятся и почешут пятку, например, что я лично наблюдала. В свою очередь, будучи пешеходом, вы можете долго, но безуспешно пытаться перейти проезжую часть – никто даже не притормозит. При этом дороги переходят и все живы и здоровы. Спросите меня, как? Не знаю, даже предположить не могу. И почему я живая до сих пор, тоже не пойму – должна бы уже давно быть раздавлена на кабульских дорогах… Так я думаю каждый раз, пересекая их, крепко вцепившись в руку спутника. Однажды я наблюдала сцену, как мужчина пытался сдвинуть с места, толкая под зад руками, вставшего посреди дороги, груженого заартачившегося ослика. Машины при этом не притормаживали, а ослик упирался всеми четырьмя. Как ни странно, и мужик и ослик остались живы. И ДТП я в Кабуле видела только два за полгода на загородной трассе, но по оставшимся на асфальте следам можно было понять, что машины гнали за 200 км. в час, так что это не правила, а уже скорости виноваты.
С чем бы я сравнила Кабул? Кабул как девица на выданье. Есть такой момент в жизни женщины, когда приходит время выходить замуж. Для того, что бы найти хорошего жениха ей покупают украшения, в ее гардеробе появляется много новых, нарядных вещей. Но и старые девчачьи еще остались, и они носятся, так как еще вроде и по росту, да и выбросить жалко – новых-то не так уж и много. В сердце девицы томление и ожидание. Молодость бьет через край. Надежда, весна, блеск в глазах. Это Кабул! Молодой, полный надежд и забывший свои страхи, он ждет своего жениха, как та девица. И надеется, что жених возьмет, обязательно украсит золотом и купит много новых нарядов. Тогда можно будет выкинуть надоевшие старые обноски. Я вижу будущее Кабула именно таким. И мне не хотелось бы видеть в будущем этот замечательный город старой девой, или, хуже того, молодой вдовой…

Наталья БАХАДОРИ